Войти на БыковФМ через
Закрыть
История

Что вы думаете о деятельности декабристов?

Дмитрий Быков
>100

Совершенно правильно ответил Окуджава: «Декабристы в России — единственные бескорыстные революционеры». Революционеры, которые для себя лично ничего не хотели. Да пожалуй, что хотели и против себя, потому что их влияние, их богатство убыло бы в случае их победы. Вот за это бескорыстие декабристов я ценю чрезвычайно высоко.

Но, конечно, это попытка с негодными средствами. И нечего было делать людям благородным, людям с принципами, которые пытались рыцарски противодействовать. Государство в таких случаях рыцарства не понимает. Поведение Николая I в истории с декабристами чудовищно, потому что это шантаж, ложь. Всё, как написано у Окуджавы в пьесе и потом романе «Глоток свободы» на огромном документальном, перелопаченном им материале допросов,— всё правда. И, конечно, бедный Авросимов, который появляется и в «Путешествии дилетантов»,— это человек, навеки сломанный тем, что он увидел. Маленький клерк вот этот, записывавший допросы декабристов, человек, навеки сломленный коварством этой системы. Декабристы искренне раскаивались, но никто этого раскаяния не принял. Конечно, на фоне своих палачей декабристы — люди безупречные.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Какие драматургические и поэтические корни у Вероники Долиной?

Долина сама много раз называла эти корни, говоря о 3-м томе 4-томника Маршака — о томе переводов. Но вообще это европейские баллады, которые она любит и сама замечательно переводит. Английские баллады. Окуджава во многом с тем же пафосом прямого высказывания и называния вещей своими именами. Ахматова на нее повлияла очень сильно — вот это умение быть последней, умение не позировать никак. Или если и позировать, то в унижении.

Да, она такой жесткий, грубый поэт. Грубый в том смысле, что называет вещи своими именами. Поэтому и любят ее люди, не очень склонные к сентиментальности. Долина — она такая страшненькая девочка. Как Лесничиха. Или как

Я нищая сиротка,
Горбунья и…

Почему Геннадий Шпаликов в последние годы сочинял о декабристах?

Ну там одна пьеса, насколько я знаю. И, по-моему, это не последние годы. Тема декабристов и вообще, тема Пушкина и его контактов с Николаем очень занимал людей либо начала 30-х, когда они оправдывали себя примером пушкинских «Стансов», как Пастернак, как Тынянов, и людей конца 60-х годов, когда, говоря словами того же Тынянова, «время вдруг переломилось». Хуциев с его сценарием о Пушкине (8-го числа будем представлять на книжной ярмарке его), Шпаликов с пьесой о декабристах, Окуджава с пьесой «Глоток свободы» и с романом. Кстати говоря, пьеса, на мой взгляд, недооценена, и она в тогдашней постановке в Ленинградском детском театре была шедевром безусловным. Я не был там, а вот Елена Ефимова, наш…

Часто ли Булат Окуджава выдавал себя за еврея?

Мы обсуждали как-то с Вероникой Долиной, что определенная еврейская аура в Окуджаве была. Но это, скорее, наши достройки и додумки. Он был все-таки потомком кантонистов, и еврейские корни там могли быть. Но дело далеко не в них. Окуджава производил впечатление именно принадлежащего (это немножко совпадает с нашим отношением к еврейству, но это не совсем так)… Вот у нас в семинаре по янг-эдалту, когда мы обсуждали конспирологический роман, появился такой термин «опасное меньшинство». Без опасного меньшинства – студентов, поляков, евреев, детей (кстати говоря, дети – это, безусловно, янг эдалт, безусловно, конспирология, дети всегда заговорщики, они всегда против нас что-то такое…

Появились ли у вас новые мысли о Пастернаке и Окуджаве после написания их биографий? Продолжаете ли вы о них думать?

Я, конечно, продолжаю думать о Пастернаке очень много. Об Окуджаве, пожалуй, тоже, потому что я сейчас недавно перечитал «Путешествие дилетантов», и возникает масса каких-то новых идей и вопросов. Но дело в том, что я для себя с биографическим жанром завязал. Мне надо уже заниматься собственной жизнью, а не описывать чужую. Для меня это изначально была трилогия, и я не хотел писать, и не писал никакой четвертой книги. А вот Пастернак, Окуджава, Маяковский — это такая трилогия о поэте в России в двадцатом столетии, три стратегии поведения, три варианта рисков, но четвертый вариант пока не придуман или мной, во всяком случае, не обнаружен, или его надо проживать самостоятельно. То есть я не вижу пока…