Что хотел сказать Иоганн Гёте во второй части «Фауста»?

Гренуя с Фаустом нельзя сравнить именно потому, что Фауст интеллектуал, а Гренуй интеллекта начисто лишен, он чистый маньяк. Мы как раз обсуждали со студентами проблему, отвечая на вопрос, чем отличается монстр от маньяка. Монстр не виноват, он понимает, отчего он такой, что с ним произошло, как чудовище Франкенштейна. Мозг – такая же его жертва. Маньяк понимает, что он делает. Более того, он способен дать отчет в своих действиях (как правило).

Ну а что касается Гренуя, то это интуитивный гений, стихийный, сам он запаха лишен, но чувствует чужие запахи. Может, это метафора художника, как говорят некоторые. Другие говорят, что это эмпатия, то есть отсутствие эмпатии. По-разному, это…

Во-первых, он бегает не за девками, он бегает за вечной женственностью, для Гете это очень важный образ. Он бегает за идеалом, а то, что этот идеал имеет черты прекрасной женщины – ну да, ничего не поделаешь, такова европейская традиция, начиная с античности. Елена, за которой бегает Фауст, никоим образом не предмет его вожделения, это воплощение истины. И это же касается и Гретхен, которая воплощение земной жизни, поэтому она и оказалась в раю.

Что бы я делал? Вопрос, который вы задаете, сродни моему любимому вопросу из повести Куприна «Звезда Соломона»: «У тебя было всемогущество, а на что ты его потратил, ты, мелкий канцелярский чиновник Цвет? Ты мог бы, дорогой друг, залить мир…

Слушайте, сколько угодно! Например, после «Бедной Лизы»:

Под камнем сим лежит Эрастова невеста:

Топитесь, девушки, в пруду довольно места.

То, что волна женских самоубийств на почве несчастной любви, причем не  только среди простолюдинок (простолюдинки не читали Карамзина), вполне себе имело место. Более того, многие волны суицидов и вообще такого жизнестроительства в подражание литературе очень характерно для Серебряного века. Сколько народу – и об этом Леонид Мартынов пишет в «Воздушных фрегатах» – перестрелялось после самоубийства Отто Вейнингера. Насчет литературных героев – тоже  бывало. Анна Каренина не вызвала такой…

Так я бы не сказал, что Фауст мелок в желаниях. У него есть грандиозное желание:

Едва я миг отдельный возвеличу,

Вскричав: «Мгновение, повремени!» –

Все кончено, и я твоя добыча,

И мне спасенья нет из западни.

Тогда вступает в силу наша сделка,

Тогда ты волен, – я закабален.

Тогда пусть станет часовая стрелка,

По мне раздастся похоронный звон.

Иными словами, когда я почувствую удовлетворение, когда я скажу: «Стоп, здесь предел моих желаний, здесь максимум моей реализации, на большее я не способен». Это довольно грандиозное…

Да и не только в Гете. Я думаю, что она есть и в Шиллере, как это ни ужасно. И она есть и в Гофмане. Ну, в Гофмане это есть, скорее… это осознается как опасность. Потому что Гофман — он уж совсем не оттуда, он совсем в немецкой традиции — чужеродное явление: такое не то американское, не то французское, странное какое-то. Поэтому у Гофмана разве что в «Коте Мурре» есть этот торжествующий филистер. А так-то вообще-то ростки фашизма есть уже и в «Песне о Нибелунгах», что в фильме «Нибелунги», по-моему, явлено с поразительной точностью. У Хафнера есть такая мысль, что «вот, когда вы хороните немецкую культуру, вы поступаете по заветам Гитлера. Потому что на самом деле Гитлер — явление глубоко антинемецкое,…

Что такое Мефистофель? Мефистофель — это метафора государства, которое является таким божьим посредником. Бог передоверил человека государству. В руках у Мефистофеля контракт на работу. Влияет ли государство на качество работы? На качество — нет, оно влияет на целеполагание. Вот Мефистофель в жизни Сахарова или в жизни Ландау — это государство, загонявшее их в шарашки. Об этом, собственно, фильм «Дау», который кажется мне главным высказыванием на эту тему. Это фаустианская история. Мефистофель — это всего лишь псевдоним, прозрачное наименование государственной машины, которой человек передоверен, потому что бог понял, что в какой-то момент он с человеком не сладил, ему перестало быть…

Христологический персонаж, персонаж гамлетовского типа, условно говоря, странствующий учитель, сомневается в своем raison d'etre, праве быть. Это вопрос гамлетовский, вопрос донкихотский, вопрос христианский, вопрос естественный. У персонажа фаустианского этих вопросов нет, потому что его raison d'etre — это его профессионализм, его профессия, его занятие делом, как он это понимает. Фаустианский персонаж — это персонаж, который понял, что мир лежит во зле; который понял, что контракт на труд находится в руках Мефистофеля, так что если хочешь работать, тебе надо каким-то образом решиться: либо с Мефистофелем, либо с Хозяйкой Медной горы. Что как бы это твой посредник между…

Мне кажется, он не просто перевел «Фауста» – он его прожил, поскольку заключение Ивинской стало для него аналогом заключения Гретхен. Он не зря писал ей: «Выйди из книги и взгляни со стороны». Она жила в этой книге, и эта  любовь поздняя озарила для него поздние годы. Он чувствовал себя Фаустом, влюбившемся в Маргариту и погубившем Маргариту. Пастернак не перевел «Фауста», а прожил его, пережил его. Мне кажется, это гениальная работа. И потом, он единственный, кто в полной мере обладал художественным инструментарием для передачи фантастического языкового богатства Гете. «Фауст» настолько многообразен ритмически, настолько  поэтически богат, что я не знаю, кто, кроме…

Это очень легко. Дело в том, что с годами черты трикстера стали переходить к Мефистофелю. Фауст печальный, задумчивый, совсем не трикстерский. И женщина рядом с ним всегда есть, и он становится причиной ее гибели. Друзей у него нет. Он профессионал, его съедает профессия, он выживает за счет профессии. А Мефистофель приобретает черты Бендера, как Воланд. Воланд и есть Бендер, транспонированный в другую среду. Потому что все люциферы пытаются подражать трикстерам. Они хотели бы быть ими. Сатана, соблазняя Христа, предлагал ему все, что ему нравится самому – власть, чудеса, поклонение, искушение, победы. А Христос просто говорит: «Следуй за мной». Или «Отойди за меня», «Скройся за…