Ну, мысль, которая их мучила, мысль, которая их занимала на тот момент,— это то, что действительно время героев закончилось и настало время танцора, вот этого смешного персонажа, несерьёзного. Все остальные погибли, в том числе герои Гармаша и Степанова, а этот выжил, потому что он бессмертен. И ему достаётся всё, он пожинает все лавры. И он там в результате, в финале вечный лузер, тем не менее ездит на белом коне.

Но что они безусловно предугадали с какой-то болезненной, маниакальной, по-моему, точностью, которая вообще работам этого тандема была очень присуща? Они предугадали феномен Новороссии, вот этих людей, которые не находят реализации в России и спасаются на её окраинах. Это…

Очень хороший вопрос. Потому что у них, во-первых, разные требования к себе. Миндадзе — страшно требовательный режиссёр, но он может снимать такое минималистское кино за небольшие деньги. А Абдрашитов задумал сейчас очень масштабную постановку, и пока он не получит возможности её снять, делать просто камерные вещи ему не интересно. Он прекрасный производственник.

И вторая причина, более глубокая. У Абдрашитова и Миндадзе было две главных темы в тандеме — катастрофа и мужское братство. По части мужского братства и вообще состояния дружбы, состояния плазмы такой человеческой — за это отвечал Абдрашитов. А хаос катастрофы, и человек в хаосе, и возможность любых эмоций,…

С философской позиции он интересен главным образом тем, что в «Шантараме» как бы третья ступень эволюции отношения Запада к Востоку. Первая ступенька, киплинговская: Запад идёт на Восток, чтобы его образовать, цивилизовать и научить. Вторая, которая уже в зачатке представлена у Лермонтова, а потом в огромной степени… ну, у Гессе, в частности «Паломничество в Страну Востока»: Запад идёт на Восток, чтобы научиться; этап моды на Восток. Понимаете, не просто же так всё рок-музыканты играют на ситарах, занимаются с гуру, практикуют левитацию, заплетаются в косички и так далее. Этот интерес к Востоку, интерес к ритуалу, к досознательной практике, Лени Рифеншталь, которая снимает африканские…

«Поворот» – странная картина, странная даже для этого тандема, потому что Абдрашитов и Миндадзе брали врожденные, имманентные конфликты; конфликты, которые глубже социально. И вот я думаю, что первая попытка показать, что у интеллигенции внутри уже только страх и нравственные колебания, – эта попытка удалась в «Повороте». Дело же не в том, что он случайно сбивает слепую, как выяснилось, старуху, полуслепую. Дело в том, что давление этой ситуации его разрушает, он не может этому противостоять.

Он приходит к себе настоящему в тот момент, когда собирается суд, когда он прекращает борьбу, когда ему надоедает врать, что жена беременна. То есть иными словами, когда он машет на себя рукой. В…

Хитрая проблема. Балабанов бы не снял, даже если бы был жив, именно потому, что он слишком вовлеченная фигура. Оксане Карас доверил бы. Потому что Оксана Карас  – человек, у которого профессиональные инстинкты, у которого профессиональное чутье художника сильнее ума. Там есть ум, но ум обычный – не какие-то там шедевры интеллектуализма. Но чутье этой женщины феноменально.

Снимая про доктора Лизу, ходя по очень тонкому льду, она сумела снять трагедии, а не апологию. Ну и Хаматова хорошо сыграла, конечно. У Карас есть какое-то интуитивное, этико-эстетическое чутье. Мне один хороший американский студент сказал: «Вы все говорите «этико-эстетический дуализм», а это ведь не дуализм.…

Я не сравнил бы, конечно, эти фильмы. Это уж очень большой диапазон. Конечно, «Сказка для старых» имеет очень мало сходств с «Парадом планет». Я бы не сказал, что это атмосфера тревожной и сдвинутой реальности. Это, скорее, атмосфера петли времени, если угодно, выпадения из времени. Это довольно распространенная штука, довольно характерный прием. 

Абдрашитов нашел для него замечательное применение: вроде бы будний вид, но действие чуть замедленно, реакции людей чуть сдвинуты, немного под углом. Это знаете, как Ермолова рассказывала: они с режиссером (а тогда роль режиссеров  в театре была не такова) долго пытались найти тон, интонацию для роли Орлеанской девы. И все у них…

Потому и различны, что отражали свое время. Но мне кажется, что именно по стилю они довольно-таки едины. В них есть ощущение такого вакуума, безвоздушья 70-х и части 80-х. Они похожи на графику Гарифа Басырова, где такие тяжеловесные, массивные, очень статуарные фигуры существуют как бы в пустоте, в химически чистом пространстве предельно условного конфликта, как в «Охоте на лис» — моем любимом фильме этого тандема. Или как в «Магнитных бурях», которые Маргулис считает лучшей картиной, может быть и так. Мне-то больше всего нравится «Охота на лис» и, наверное, «Армавир». Хотя у них все гениально. А «Парад планет» — это что, плохо? Для меня «Парад планет» — абсолютно великая картина, и в ней-то как раз…

«Охота на лис» — это фильм, в котором уже есть зерно большинства перестроечных драм, хотя эта картина очень ранняя (это 1979 год, если мне память не изменяет), Абдрашитова и Миндадзе. Это лучшая их картина, как мне кажется. Понимаете, я очень хорошо помню: было 50-летие Абдрашитова и Миндадзе (они ровесники, ну, почти ровесники), там праздновалась какая-то средняя дата, и параллельно праздновалось там 25-летие тандема. И вот под это дело «Большая постановка жизни» как раз вышла. И вот значит был испечён торт из восьми кусков в виде поезда, «Остановился поезд», восемь вагонов. И каждый, кто любит какую-то одну картину, должен был есть вот этот кусок. Все быстрее всех разъели «Парад планет». А мы с…

Нет, Андрей, ни про то, ни про другое. Вы перечитайте рассказ Григория Горина, который назывался просто «Потапов». «Остановите Потапова!» его пришлось назвать, чтобы напечатать. Это рассказ (отчасти и фильм) об издержках новой жизни, о страшном темпе этой жизни, о необходимости всё успевать и о конформизме, о душевной глухоте, которая становится неизбежным следствием этого постоянно успевания. Позднее Александр Володин на ту же тему сделал «Осенний марафон», где герой тоже всё время бежит, но, в отличие от Потапова, герой «Осеннего марафона» наделён душевной чуткостью, и ему ситуация невыносима. Потапов, который делает всё по звонку, по свистку, по часам и так далее,— он, конечно,…

Во-первых, «Парад планет» — это совершенно не метафорическая картина. Абдрашитов и Миндадзе — они вообще такие ребята не слишком рассудочные. Особенно посмотрите последние картины Миндадзе, сделанные в одиночестве. У него много насыщенных, сложных символов, но он человек настроения. И, кстати говоря, «Парад планет» — это фильм, который транслирует очень точно настроения 1984 года. Я очень хорошо помню эти настроения, потому что это действительно такое посмертное или внежизненное существование.

Там ведь в чём идея? Эти ребята, которых призвали на последние в их жизни военные сборы, выкроили себе две недели, их отпустили с работы, они встретились опять. Ну, это же вечная тема…

Да нет, видите, Александр Миндадзе когда писал, а Вадим Абдрашитов снимал эту притчу, казалось, что время таких людей действительно придет. Это казалось в 84-85 годах, а оказалось, что нет, оказалось, что воздух свободы, этого плюмбума как-то переделал или, может быть, не дал ему состояться. Потому что плюмбум — это как раз дитя позднесоветского распада, реакция на распад советской идеологии, на трифоновскую «Другую жизнь», на тотальное вранье и коррумпированность. Вот появление такого железного мальчика, даже не железного, а свинцового. Это очень точный намек. Но так получилось, что эти мальчики не получились. Советское закончилось. Фигуры смахнули с доски. Если бы советское…