Это фильм с совершенно понятным смыслом. Просто я не знаю, почему вы его не поймали. Наверное, вы человек ещё очень молодой.

Кстати, последний фильм Авербаха, так получилось. И он его снимал в определенном смысле как завещание. Сценарий Натальи Рязанцевой. Как всегда, в основе этого сценария, а это основа почерка Рязанцевой. Дело в том, что в основе любого конфликта у Рязанцевой, в основе любого её сценария лежит столкновение, не имеющее выхода, неразрешимое.

Там ведь про что картина? Она, кстати, имеет некоторое сходство с фильмом Тодоровского «Большой» — она такая же в этом смысле безнадежная. Там история про то, как актриса, безусловно талантливая (и Сайко замечательно её…

По-моему, это великолепная картина. Мы с Виктором Матизеном несколько расходимся в ее трактовках: для него это картина об искусстве, для меня — о старости и смерти. Но, безусловно, это такая острая, парадоксальная, формальная совершенная работа, выраженная вся монтажно в ритме танго, что, конечно… Четыре разных фильма Миндадзе являют собой четыре разных манера. Понимаете, после «Ханса и Петра» очень трудно было предположить, куда он пойдет. А он пошел в такой маньеризм отточенный, острый, как каблук танцовщицы. Я думаю, что следующая его картина будет более актуальной, более резкой, более современной, если угодно. Я не знаю, над каким сценарием он сейчас работает (вот вышла у Шубиной книга…

Ну, мысль, которая их мучила, мысль, которая их занимала на тот момент,— это то, что действительно время героев закончилось и настало время танцора, вот этого смешного персонажа, несерьёзного. Все остальные погибли, в том числе герои Гармаша и Степанова, а этот выжил, потому что он бессмертен. И ему достаётся всё, он пожинает все лавры. И он там в результате, в финале вечный лузер, тем не менее ездит на белом коне.

Но что они безусловно предугадали с какой-то болезненной, маниакальной, по-моему, точностью, которая вообще работам этого тандема была очень присуща? Они предугадали феномен Новороссии, вот этих людей, которые не находят реализации в России и спасаются на её окраинах. Это…

Я об этом много думал: почему-то мужчина-трикстер чаще святой, или, во всяком случае, мы не воспринимаем его как злодея. Он плут, а плут — это: «Из духов отрицанья ты всех мене бывал мне в тягость, плут и весельчак». Бог не против плута. А вот женщина-трикстер — она почему-то злодейка. Вот тип миледи или, может быть, тип в советской прозе даже я не знаю, кого вспомнить, блистательную авантюристку. Так не вспоминаю сразу. Но если бы её написали, то наверное, это была бы Вера Гучкова, такой двойной агент, про которую, Козаков снял «Очарование зла». Вот боюсь, что так.

Почему мужчина-трикстер — это милый плут типа Бендера, а женщина-трикстер — это такое однозначное зло типа миледи, очень трудно мне…

Понравилась. Неожиданно, но понравилась. Почему неожиданно? Потому что в такой книге очень трудно было бы удержаться от апологетики. Но дело в том, что мне Хаматова после этой книги стала гораздо больше нравится. Я совершенно никогда не скрывал и в интервью с ней об этом говорил, что у меня много претензий к тому, что она делает и к тому, что она говорит. Но она человек очень честный и прямой. И такой, я бы сказал, знаете, она мне после этой книги разговоров с Гордеевой, она мне стала так же близка, как некоторые благотворители после самых своих откровенных признаний. Я по-настоящему зауважал Мать Терезу (простите за аналогию, тут нет аналогии с Хаматовой, есть аналогия поведенческая, фактическая)……