Фильм Вадима Абдрашитова «Остановите Потапова!» о суете, погубившей талантливого человека, или о конформизме?

Тогда существовала опасность, как мне представляется. И Абдрашитов и Миндадзе своей обычной чуткостью — и социальной, и философской — эту опасность считали. Существовала опасность появления людей принципиальных, жестких и лишенных сопереживания. Такие люди были. Потом, конечно, так называемая «проклятая свинья жизни», по выражению Стругацких, их стерла. Но страшные мальчики (замечательная роль Руслана Чутко), страшные железные или свинцовые скорее мальчики, которые не чувствовали боли и готовы были в своих разоблачениях пойти до конца, они существовали. О них и Житинский тогда же писал. Помните, у него есть такой образ — «эти новые народовольцы, которые вместо бомб кидают…

Он не персонаж 30-х. В этом-то и дело, понимаете? Его Миндадзе с Абдрашитовым поймали на старте, ведь отличительная черта Плюмбума — его неспособность испытывать боль. Мы все ждали железных мальчиков — мальчики 30-х годов были железными, а Плюмбум — это мальчик свинцовый, это другая история, гораздо более тяжелый. Обратите внимание, что он неспособен — и Антон Андросов его именно таким и сыграл — ни к каким великим делам: он мальчик-стукач, мальчик-спекулянт, спекулянт на чувствах прежде всего. Он мальчик-манипулятор. Он вовсе не из тех, которые мечтают в Испанию поехать или мировую революцию установить, «мальчики иных веков», которые, значит, «будут плакать ночью о времени большевиков».…

Две вещи. Во-первых, я серьезные потенции вижу и у русского рока, и у русского рэпа. Потому что это новый извод авторский песни, ничего дурного в этом нет. Вторая вещь – это блоги, «авторская песня в прозе», как стихотворения в прозе. Некоторые блогеры, некоторые авторы дают мне, безусловно, ощущение нового жанра. Вот Денис Драгунский в свое время популяризовал такой жанр, как «рассказ на одной ладони». То есть это рассказ, который можно накрыть ладонью одной руки. Тридцать строк максимум. Вот я думаю, что Денис Драгунский – это проза будущего, многих блогеров он научил.

Второй автор такого же класса – это Елена Долгопят. Она сценарист, но она принесла в прозу… Вот, это очень важно: она…

Ну, мысль, которая их мучила, мысль, которая их занимала на тот момент,— это то, что действительно время героев закончилось и настало время танцора, вот этого смешного персонажа, несерьёзного. Все остальные погибли, в том числе герои Гармаша и Степанова, а этот выжил, потому что он бессмертен. И ему достаётся всё, он пожинает все лавры. И он там в результате, в финале вечный лузер, тем не менее ездит на белом коне.

Но что они безусловно предугадали с какой-то болезненной, маниакальной, по-моему, точностью, которая вообще работам этого тандема была очень присуща? Они предугадали феномен Новороссии, вот этих людей, которые не находят реализации в России и спасаются на её окраинах. Это…

Очень хороший вопрос. Потому что у них, во-первых, разные требования к себе. Миндадзе — страшно требовательный режиссёр, но он может снимать такое минималистское кино за небольшие деньги. А Абдрашитов задумал сейчас очень масштабную постановку, и пока он не получит возможности её снять, делать просто камерные вещи ему не интересно. Он прекрасный производственник.

И вторая причина, более глубокая. У Абдрашитова и Миндадзе было две главных темы в тандеме — катастрофа и мужское братство. По части мужского братства и вообще состояния дружбы, состояния плазмы такой человеческой — за это отвечал Абдрашитов. А хаос катастрофы, и человек в хаосе, и возможность любых эмоций,…

С философской позиции он интересен главным образом тем, что в «Шантараме» как бы третья ступень эволюции отношения Запада к Востоку. Первая ступенька, киплинговская: Запад идёт на Восток, чтобы его образовать, цивилизовать и научить. Вторая, которая уже в зачатке представлена у Лермонтова, а потом в огромной степени… ну, у Гессе, в частности «Паломничество в Страну Востока»: Запад идёт на Восток, чтобы научиться; этап моды на Восток. Понимаете, не просто же так всё рок-музыканты играют на ситарах, занимаются с гуру, практикуют левитацию, заплетаются в косички и так далее. Этот интерес к Востоку, интерес к ритуалу, к досознательной практике, Лени Рифеншталь, которая снимает африканские…

«Поворот» – странная картина, странная даже для этого тандема, потому что Абдрашитов и Миндадзе брали врожденные, имманентные конфликты; конфликты, которые глубже социально. И вот я думаю, что первая попытка показать, что у интеллигенции внутри уже только страх и нравственные колебания, – эта попытка удалась в «Повороте». Дело же не в том, что он случайно сбивает слепую, как выяснилось, старуху, полуслепую. Дело в том, что давление этой ситуации его разрушает, он не может этому противостоять.

Он приходит к себе настоящему в тот момент, когда собирается суд, когда он прекращает борьбу, когда ему надоедает врать, что жена беременна. То есть иными словами, когда он машет на себя рукой. В…

Хитрая проблема. Балабанов бы не снял, даже если бы был жив, именно потому, что он слишком вовлеченная фигура. Оксане Карас доверил бы. Потому что Оксана Карас  – человек, у которого профессиональные инстинкты, у которого профессиональное чутье художника сильнее ума. Там есть ум, но ум обычный – не какие-то там шедевры интеллектуализма. Но чутье этой женщины феноменально.

Снимая про доктора Лизу, ходя по очень тонкому льду, она сумела снять трагедии, а не апологию. Ну и Хаматова хорошо сыграла, конечно. У Карас есть какое-то интуитивное, этико-эстетическое чутье. Мне один хороший американский студент сказал: «Вы все говорите «этико-эстетический дуализм», а это ведь не дуализм.…

Я не сравнил бы, конечно, эти фильмы. Это уж очень большой диапазон. Конечно, «Сказка для старых» имеет очень мало сходств с «Парадом планет». Я бы не сказал, что это атмосфера тревожной и сдвинутой реальности. Это, скорее, атмосфера петли времени, если угодно, выпадения из времени. Это довольно распространенная штука, довольно характерный прием. 

Абдрашитов нашел для него замечательное применение: вроде бы будний вид, но действие чуть замедленно, реакции людей чуть сдвинуты, немного под углом. Это знаете, как Ермолова рассказывала: они с режиссером (а тогда роль режиссеров  в театре была не такова) долго пытались найти тон, интонацию для роли Орлеанской девы. И все у них…

Потому и различны, что отражали свое время. Но мне кажется, что именно по стилю они довольно-таки едины. В них есть ощущение такого вакуума, безвоздушья 70-х и части 80-х. Они похожи на графику Гарифа Басырова, где такие тяжеловесные, массивные, очень статуарные фигуры существуют как бы в пустоте, в химически чистом пространстве предельно условного конфликта, как в «Охоте на лис» — моем любимом фильме этого тандема. Или как в «Магнитных бурях», которые Маргулис считает лучшей картиной, может быть и так. Мне-то больше всего нравится «Охота на лис» и, наверное, «Армавир». Хотя у них все гениально. А «Парад планет» — это что, плохо? Для меня «Парад планет» — абсолютно великая картина, и в ней-то как раз…