Конечно да. Но тут, понимаете, какая штука? Вот что надо иметь в виду, когда вы эту проблему анализируете? Надо иметь в виду всегда, что фольклорное сознание, особенно в России, достраивает образ героя, меняет его.
Можно ли назвать Ленина трикстером? Формально говоря — конечно нет. Какой же он трикстер? Он Ленин, он марксист, он довольно скучный политический борец, совершенно лишенный, казалось бы, души. Но посмотрите, как народ его воспринимает. Народ, мифологизировав этот образ, сделал Ленина каким-то веселым, хитрым, свойским парнем — тем Лениным, которого мы видим в советском кинематографе, прежде всего Лениным Щукина, Лениным Ромма («Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году»), который играет с детской распашонкой, Лениным, у которого убегает молоко, который троллит Горького. Ну, такой остряк, весельчак и приключенец, авантюрист, блестящий авантюрист. И когда мы писали книгу о Ленине с Чертановым, «Правду», мы имели в виду этого Ленина.
Что касается Распутина. Когда-то, когда Элем Германович Климов искал сценаристов, он предполагал снимать картину в двух планах — в плане мифологическом и в плане реальном. Реальный Распутин — что я узнал от Алексея Петренко и что меня очень сильно потрясло («А сам покойник мал был и тщедушен»,— как мы помним из Пушкина),— Распутин, оказывается, был небольшого роста. Мне представлялось, что он гигант, а он был худощавый маленький человечек, наделенный большой витальностью и силой.
Так вот, Климов собирался снимать фильм с двумя Распутиными. Один Распутин реальный — хитрец, авантюрист, в общем довольно расчетливый мужичок себе на уме. А второй Распутин — это Распутин мифа, Распутин народных легенд, огромный мужик, который перешагивает мосты, который лечит больных, который обладает нечеловеческой, какой-то невероятной половой силой. Вот такого Распутина! И вот такой Распутин — это, безусловно, трикстер.
Распутин реальный был, я думаю, довольно грубым, не очень умным и довольно циничным мужиком, который вовсе не был «посланником сельской России», которого видит в нем Радзинский, например. Я Радзинского очень люблю, но Радзинский же замечательный творец концептов. Он не столько историк, сколько он создатель художественных текстов на основе документов. Он Распутина видит как посла крестьянской России, как такое легитимирующее, что ли, звено между властью и мужиком. Он видит его как представителя России при дворе, подлинной России. А мне кажется, что это просто был обычный хитроватый мужичонка, который играл в свои игры.
Но, конечно, Распутин народного сознания, Распутин вымысла, Распутин народной молвы — это трикстер, безусловно. Здесь есть все. Сложные отношения с отцом — как бы происхождение ниоткуда. Смерть и воскресение — отсюда миф о том, что он жив был ещё, когда тонул, хотя убили его неоднократно. Понимаете, уж столько раз его и травили, и стреляли, а все никак не могли добить. И учение. Он, конечно, носитель учения: папа, мама, особые отношения царя с народом. Ну и так далее.
