Таких стихов очень много, и я с Юлией Ульяновой собрал их в сборник «Страшные стихи». Для меня таким стихотворением загадочным было Юрия Кузнецова… Да вообще у него много таких страшных стихов.
Шел отец, шел отец невредим
Через минное поле.
Превратился в клубящийся дым —
Ни могилы, ни боли.
…
Всякий раз, когда мать его ждет,—
Через поле и пашню
Столб клубящейся пыли бредет,
Одинокий и страшный.
Это очень страшно придумано. Очень страшно действует на меня стихотворение, казалось бы, загадочное; не страшное, а просто бесконечно грустное, шефнеровское «Приключение фантаста» (оно еще называлось «Фантастика»): «Как здесь холодно вечером, в этом безлюдном саду…». Уже первая строчка настраивает на какой-то… Это здорово, это страшно придумано. Или там у Кобо Абэ:
В день холодный,
когда стынут даже мечты,
Мне приснился кошмарный сон:
Надев шляпу, я вышел из дома.
Смеркалось.
И запер на ключ свою дверь.
В жаркий день,
Когда плавятся даже мечты
Мне приснился причудливый сон:
В дом вернулась одна лишь шляпа —
Вечерело…
Я люблю такие таинственные штучки, и стихотворение должно быть загадочно, оно должно быть похоже на… понимаете, не на сон, как рассказ, здесь немного другое. Стихотворение должно играть на тонкой грани между страшным и таинственным, переводить страшное в разряд таинственного, в разряд более высокий. Поразительно совершенно на меня всегда действовали готические стихи Алексея Константиновича Толстого: «Волки» или «Не сетуй, хозяйка, и будь веселей, сама ж ты впустила веселых гостей!». Он чувствовал как-то через рефрен иногда, через повтор нагнетать этот кошмар. «Страшные стихи» вообще получились очень хорошим сборником. Поразительно на меня действовало кушнеровского стихотворение «Стрекоза»:
Долго руку держала в руке
И, как в давние дни не хотела
Отпускать на ночном сквозняке
Его легкую душу и тело.
И шепнул он ей, глядя в глаза:
Если жизнь существует иная,
Я подам тебе знак: стрекоза
Постучится в окно золотая.
Умер он через несколько дней.
В хладном августе реют стрекозы.
Там, где пух превратился в кипрей,—
И на них она смотрит сквозь слезы.
…
Значит, нет ничего. И смотреть
Нет на звезды горячего смысла.
Хорошо бы и ей умереть.
Только сны и абстрактные числа.
Но звонок разбудил в два часа —
И в мобильную легкую трубку
Чей-то голос сказал: «Стрекоза»,—
Как сквозь тряпку сказал или губку.
Я-то думаю: он попросил
Перед смертью надежного друга,
Тот набрался отваги и сил:
Не такая большая услуга.
Вот эта последняя строфа как бы милосердно сводит ужасное на норму, но сама история замечательная. Или вот это страшное стихотворение про телефон:
Набирая номер, попасть по ошибке в ад.
«Не туда попали»,— вам сдержанно говорят.
«Как это не туда?— упираешься.— А куда?»
Но расслышишь смешок и смутишься: беда, беда.
Нет, Кушнер — гений таких дел, хотя он не выглядит готическим поэтом, но он страшное чувствует очень остро.