Какие книги развивают логическое, критическое и системное мышление?

Никогда я не узнаю, кем были бы классики и на чьей они были бы стороне. Свой «крымнаш» был у классиков XIX века — это уже упомянутые мною 1863 и 1877 годы. Толстой был вовсе не в восторге от разного рода патриотических подъёмов. Другое дело, что по-человечески, когда при нём начинали ругать Россию, он очень обижался. Но патриотические подъёмы всегда казались ему довольно фальшивыми. Так что Толстой не был бы «крымнашем», хотя у него был опыт севастопольский.

Насчёт Тургенева, кстати, не знаю. Он был человек настроения. Достоевский, конечно, был бы на стороне «крымнаша», но это выходило бы у него, может быть, намеренно, так отвратительно, так отталкивающе, что, пожалуй… Понимаете, он решил…

Видите, тема маленького человека так называемого — это, вообще говоря, отдельный сюжет. Это сюжет не трикстерский, безусловно, и не фаустианский. Это отдельная проблема двадцатого века, предсказанная, конечно, ещё в девятнадцатом. И вот именно Гоголь первым понял, что маленький человек, дорвавшийся до мести, может такого наворотить, что никаким героям не снилось.

Конечно, месье Верду не занимается социальной местью. Месье Верду — нормальный маньяк, но он подбивает под это дело замечательные теории, теории социального отмщения, он произносит там самооправдательную речь на суде. Мне кажется, что Чаплина в его последние годы… ну, не в последние, а в зрелые его годы — в сороковые, в…

В двадцатом веке не имел, потому что был слишком масштабен и сложен для двадцатого века, все помнили только дело Дрейфуса и «J’accuse…!». А что касается наших дней, то здесь, мне кажется, мы наблюдаем удивительное расслоение, потому что Золя для большинства абсолютно темен и нелюбим. Но интенсивно эволюционирующее меньшинство обожает Золя, и я всегда среди своих студентов четко могу сказать: «Вот этот будет читать «Ругон-Маккаров» и полюбит, а этот нет, и все, кого я подсадил на «Человека-зверя», на «Чрево Парижа», на «Западню»; в том числе, кстати, и на «Доктора Паскаля», они очень любят и чувствуют Золя. Золя — писатель будущего, и те, кто к этому будущему стремится и принадлежит, как-то…

Любовь художника к людям бывает двоякого рода. Бывают такие художники, которые вообще любят человека. Я им не очень верю. Бывают другие, которые любят персонажа, любят его как возможность ярко и полно продемонстрировать свои возможности. Ну, это Гоголь, например. Что — Гоголь любит Плюшкина? Ну, как прыщ на теле человечества такой, который выдавить приятно, да, он его любит, а как человека — конечно нет. Он с ним бы и часа не провёл. Тем более что Плюшкин — гротескный персонаж и плод его фантазии.

Поэтому Мопассан, конечно, любил людей, но он любил их как материал художественный. Наверное, испытывал некоторые тёплые чувства к некоторым людям. Может быть, к кому-то из своей компании гребцов,…

Да нет, если честно. Понимаете, вот Германн — как раз он такой Наполеончик. Кстати сказать, Лиза — тоже не ахти приятный персонаж, воспитанница. Хотя жизнь её была очень несчастная, но она явно не любимая героиня Пушкина. И не стала бы она топиться в зимней канавке никогда, это Чайковский придумал. Так что Германн… Нет, Германн — другой случай.

Видите, в Германне все-таки — это человек, совершенно лишенный моральный рефлексии. Вот он чистый выживалец. У него совести нет или совесть загнана в такое глубокое подсознание, что она просыпается только во сне. Именно поэтому Германн, может быть, из-за этого внутреннего конфликта кончает безумием. Но, по крайней мере, Германн делает ставку на…

У меня есть о Боланьо большая статья в «Дилетанте». Что касается «2666». Я попробую сформулировать, но это касается моих догадок последнего года о триллере. Появилась новая сюжетная схема триллера. Я понял это благодаря одной моей студентке (студенты всегда наводят на мысли). Она сказала: «В чем заключается секрет гоголевской готики? Мы чаще всего узнаем о причинах событий в конце – как в «Страшной мести» или «Майской ночи…». События происходящие алогичны, они нагромождены, а причина этого находится в центре спирали глубоко, и мы этого не знаем.

Пугает по-настоящему утрата логики сюжета. Когда есть сюжет, и вдруг утрачивается его логика, его привычные компоненты, он…

Это были с обеих сторон отношения необычайно уважительные. Я вам могу сказать, почему: потому что для Тургенева Писарев был одним из тех, кого он видел, в ком он видел надежду, это был один из тех представителей молодого поколения, для которых нужно было устраивать все эти реформы. Эти реформы, отношение Тургенева к ним — оно было крайне скептическим. Достаточно прочесть портрет нового губернатора в «Отцах и детях». Он видел всю фальшь этих реформ, он видел огромное количество дураков, Ситниковых и Кукшиных, которые с дикой силой расплодились, пошляки эти. Всегда всплывает такая тема, ничего не поделаешь.

Но Тургенев понимал при этом, что есть небольшой процент людей подлинных и новых,…

Да нет, ему психологически не три года — он же когда был болен, тоже жил, мыслил, и, может быть, «будьте как дети — войдете в царствие небесное». Мышкин же помогал с детьми несчастной Мари, которую сначала дразнили, а потом лечили. Из этого потом получилась история, кстати, Илюшечки Снегирева.

Князь Мышкин — не столько ребенок, сколько это попытка Достоевского написать, по его собственной формуле, «положительно прекрасного человека». И вот тут возникает одни довольно страшный вопрос. Я считаю, что Достоевский, в отличие от Толстого, от Тургенева, от Чехова, не обладал способностью писать положительно прекрасных людей. Его душевная болезнь была настолько глубока,…

Лучше всего о нем говорит его героическая биография. И то, как немцы его ненавидели, повесив его уже накануне краха Рейха, о многом говорить. Бонхеффер – удивительный пример эволюции; человек, который начинал как классический сторонник немецкого нацизма, потом разочаровался и вырос в самого упорного его борца. Не совсем он был сторонником, конечно. Насколько я знаю, он был немецкий аристократ, который, как и Штауффенберг, испытывал отвращение к плебейской сути нацизма, но потом он огромную деятельность вел, именно борясь с бесчеловечной, расчеловечивающей сутью нацизма.

Бонхеффер – это из тех героев, которых я люблю больше всего.

По воле мученика странного…