Что вы знаете о Геннадии Шмакове? Был ли он интересным человеком?

Лимонов не публицист. Его публицистика — это, как называл свой главный роман Владимир Богомолов, «автобиография вымышленного лица». Его публицистика — это лирические монологи. Где Лимонов настоящий, сказать очень трудно, каждый выбирает по себе. Его стихи, публицистические колонки, романы написаны одним пером, одним человеком, безусловно, и все они в одинаковой степени являются лирикой, как мне кажется. Лучшее его произведение, как мне кажется, это «Дневник неудачника». На второе место я поставил бы «Укрощение тигра в Париже» (ну, просто по силе страсти и по глубине самоанализа), на третье — «Это я — Эдичка». Но «Иностранец в Смутное время» — это всё равно замечательная книга.

Всё,…

У Венедикта Ерофеева сказано, что остались только две проблемы — Ближний Восток и гомосексуализм. Скоро проблема Ближнего Востока будет решена, и останется один гомосексуализм.

Если же говорить серьезно, то Лимонов не так уж часто эту тему затрагивал. Она его вообще не волновала абсолютно, в отличие от некоторых потребителей романа «Это я, Эдичка». Гомосексуальная тема есть в «Эдичке», есть в «Дневнике неудачника» — собственно, и всё. Тема сексуальных практик его занимала, да. Почему-то секс — это очень интересно. Лимонов любил писать интересно, умел. Его занимали темы кулинарии, секса, одиночества — всё, что интересно.

А почему секс так интересен, я до сих пор не понимаю. Я вот…

Эпатажа я не враг. Ну, я не знаю, в какой степени эпатер Лимонов, но я очень люблю его прозу. Эпатаж как самоцельный, эпатаж ради эпатажа, ради футуризма — ну, это мне скучно было всегда. А так-то, в принципе, такие эпатажные зачины, как, скажем, первые пять страниц романа «Города и годы», мне всегда представлялись эталонными. Да я и физиологизм скорее склонен уважать, если это хорошо написанный физиологизм. Понимаете, одно дело — физиологизм в исполнении Дениса Драгунского, и тогда это шедевр; другое дело — физиологизм в исполнении Юрия Полякова, и тогда это то, о чем сказала Новелла Матвеева:

Не записывай рык на пластинки
И не шли к отдаленной звезде,
В серебристую дымку…

Алексей Иванов, я думаю; по крайней мере, с «Ненастьем», а, может быть, «Блуда и МУДО» и «Географ глобус пропил». У Иванова, безусловно, есть такие шансы. Из поэтов; безусловно, Найденко. У Иры Евса, кстати, харьковчанки замечательной есть шансы. У нее замечательные есть стихи, да и человек она такой, вполне соответствующий своему поэтическому уровню. У Лимонова, я думаю, бессмертие такое довольно-таки гарантированное есть. Он совсем рядом ушел, и думаю, что он себя в литературу впечатал, и не рядом с Селином, а где-то повыше. А вообще это ведь вещь совершенно непредсказуемая. Мы кого-то из гениев, ныне живущих, совершенно не знаем сегодня. Я в этом уверен. Я уверен, что долго будут читать…

Домбровского, Лимонова, Драгунского (и Виктора, и Дениса) – людей, которые пишут о рефлексии человека, вынужденно поставленного в обстоятельства большого испытания, большой проверки на прочность. Вот рассказ Виктора Драгунского «Рабочие дробят камень». Денис Драгунский вообще весь способствует воспитанию уверенности в себе. Ну как «воспитанию уверенности»?» Видите, Денис вообще, на мой взгляд, великий писатель, сегодняшний Трифонов.

Я знаю очень мало примеров (наверное, всего три), когда литературный талант отца так полно воплотился в детях. Это Драгунский – Виктор, Ксения и Денис. Это Шаровы – Александр и Владимир. Это Радзинские – Эдвард и Олег. Потому что Олег и Эдвард…

Это очень талантливо, безусловно, это очень живо, но тоже довольно высокомерно: «Они все умерли, а я жив», «Они все старики, а я хоть куда». Это немножко тиняковская интонация:

Может, — в тех гробиках гении разные,

Может, — поэт Гумилев…

Я же, презренный и всеми оплеванный,

Жив и здоров!

У Лимонова, как ни странно, при всем его героизме и  самолюбовании  героическом тоже, проскакивали иногда абсолютно тиняковские интонации. Он это воспринял через Селина, а Селин – это тоже такой своего рода Тиняков. Это любование мерзостью своей, понюхивание своих подмышек. Это было и органично и талантливо,…

Я начитал в свое время «Коня бледного». Это хорошая книга, где всякий герой-модернист изучает главную загадку собственной личности — отсутствие у него моральных ограничителей или, проще сказать, отсутствие у него совести, если угодно. Роман «То, чего не было» мне кажется более удачным даже. «Конь вороной» мне не был особенно интересен. Я очень люблю стихи Савинкова, как и стихи Савенко. Вот эти два «подростка», два уроженца Харькова, так точно параллелящие друг друга, вошедшие в литературу под псевдонимами (Ропшин и Лимонов), мне более интересны как поэта. Вообще, параллель совершенно гениальная, просто гениальная параллель. Господь таким наглядным все делает в России. И то, что они оба…

Раздавать диагнозы я не могу. Сергей Рудаков – это героически и трагически погибший человек, погибший в штрафном батальоне, куда его сослали из-за того, что он, будучи контужен на войне и работая в военкомате, пытался спасти от армии одного из… по-моему, кого-то из верующих… В общем, он пытался спасти от мобилизации человека, совершенно к войне не готового, совсем к ней не приспособленного. Положил душу за други своя. 

Сергей Рудаков… как поэта я не могу его оценивать, потому что недостаточно знаю, да и далеко не все стихи опубликованы. А по переписке… Ну есть же вот это определение Ахматовой: «Он сошел с ума, вообразив, что гениальным поэтом является он, а не Мандельштам».…

Вот Жолковскому принадлежит мысль о том, что при Лимонове нельзя было врать. Если вы оказывались в его присутствии, вы говорили о себе правду. Потому что сам он был до того органичен и сделал свою жизнь главным своим письменным инструментом… Он  не исписал себя, по сути дела – он истер себя о доску, как грифель. Лимонов настолько честен, что рядом с ним не получается лгать. Поэтому почитать его детям было бы очень полезно.

Я не думаю, что для кого-то из них так привлекательно сексуальное (если, конечно, не тыкать в нос самыми сексуальными, самыми эротическими рассказами Лимонова. Я-то как раз думаю, что Лимонов – писатель довольно целомудренный. Вся физическая сторона любви ему в…

Вот здесь, видите, я могу посоветовать. Но как бы лечение не оказалось страшнее болезни. Вашему мальчику-мизантропу я могу посоветовать книгу, от которой он не оторвется. Более того, после которой он будет читать очень много, после которой, в пожалуй, в его сознании даже произойдет переворот. Но хотим ли мы этого? Ведь это книга с неочевидными последствиями.

Если мальчику в 13 лет подкинуть «Пол и характер» Отто Вейнингера. При этом, если мальчик является мизантропов, после нее он может стать еще и женофобом. Книжка очень провокативная, очень умная и очень опасная. Не зря автор застрелился в 23 года. Может ли это вызвать у него интерес к чтению? Да, почти наверняка вызовет. Но опять-таки, но…