Антон Шагин – это боль моя, потому что я его считаю гениальным актером. Открыл его Миндадзе, как и многих. Во всяком случае, его масштаб актерский открыл Миндадзе. В самом внятном фильме Миндадзе «В субботу» (он мне кажется недостаточно радикальным), в фильме о Чернобыле, где его сквозная тема, тема катастрофы, доведена до невероятной полноты и какого-то физического ощущения тревоги и неблагополучия, – так вот, Шагин там сыграл гениально.
И после этого практически все, что он делал – в «Стилягах», например, или в не сильно нравящихся мне «Бесах», где он сыграл Петрушу Верховенского, – он там выглядел необычайно сильным и органичным актером. Он мне неоднократно звонил читать свои стихи. Стихи у него абсолютно неграмотные (то есть лишенные гладкости формы), но очень талантливые, тоже по такому ассоциативному потоку. Вообще он очень талантливый и разнообразный человек.
Что я точно знаю про Шагина – так это то, что его нынешний приход в патриотический лагерь – это временное явление. Его будет метать по жизни очень широко, он будет носить разные взгляды, примирять разные взгляды. И не потому, что он конъюнктурщик. А потому что у него присутствует эта счастливая способность перерастать себя, брать на себя новые функции. Он точно будет меняться, как будет меняться его амплуа и темперамент актерский. Но он далеко еще не достиг пика, не достиг середины земного странствия, как помните, у Данте? Он не сказал еще главного слова, он пока не сказал и не сделал ничего, что позволило бы мне окончательно вычеркнуть и забыть его.
Есть люди, которых я окончательно воспринимаю как покойников, действующих после смерти. Духовно они умерли. Но Шагин не из этого числа, он, наоборот, очень живой.
