Что вы думаете о деле «Человек из Сомертона»?

Мне кажется, что главный пафос «Дьявола среди людей», как я его, во всяком случае, понимаю, в том, что скромнее надо быть. Главный герой этой повести, Ким Волошин, полагал, что он является мстителем, инструментом мщения, а оказалось, что он здесь ни при чем. Потому что после его гибели господь продолжал осуществлять месть, а Ким случайно оказывался в этих местах и считал себя инструментом божьего гнева. Это то, что Стругацкие называли «несчастный мститель». А в финале этой повести удивительным образом оказалось, что Ким Волошин вообще здесь ни при чем, что мир, как это всегда бывает у Стругацких, страшнее и иррациональнее, чем кажется герою. Герой думает, что есть теория, могущая все объяснить, а…

Он, собственно, известен мне только с одной стороны, хотя у него было очень много замечательных историй. Даже название одной его вещи мне кажется стоящим… Мне кажется, даже читать ее необязательно — «Какой мопед с хромированным рулем в задней части двора?». Мне кажется, это как у Грина — скажем, «Синий каскад Теллури» или «На облачном берегу» — название уже такое небесное, что не нужно никаких текстов, хотя сами рассказы тоже гениальные.

У него я читал один роман — «Жизнь, способ употребления». Читал по-английски, потому что он как-то попался мне под руку в Чикаго, и я его купил. Купил потому, что я тогда писал «Квартал» — ну, придумывал «Квартал», и мне интересны были разные экзотические…

Я думаю, два таких человека было. Один, безусловно, Гумилев. Мне кажется, что его стихотворения (во всяком случае, его потрясающие совершенно тексты, вошедшие в последнюю книгу, в «Огненный столп») обещали нам какого-то совершенно гениального духовидца. И неслучайно Ахматова называла его поэтом прежде всего духовного, блейковского плана. Мне кажется, что это действительно великий в потенции поэт. Да и хватает великого в его опубликованных текстах.

Второй — это проживший всего двадцать лет (или даже девятнадцать) Владимир Полетаев. Абсолютно гениальный молодой поэт, у которого уже, по-моему, по первым стихам (13-, 14-летнего подростка) было понятно, что он мог бы убрать, вообще…

По форме это документальное расследование. Это роман по способу повествования. Если прочесть «Истребитель» — вы обратите внимание на то, каким образом документальное повествование отличается от повествования художественного. Есть такой термин «мокьюментари». В «Океане» все события, сюжет вообще — они организованы так, что они организуют цельную концепцию. События подлинные, а версия, которая из них вытекает, фантастическая или не фантастическая, но я, например, в нее верю. Она, скорее всего, будет дезавуирована автором в финале. Потом, там есть вымышленные герои, которые расследуют это все, такая всемирная сеть.

Меня всегда интересовал феномен секты, феномен купленной правоты, феномен травли. Это тема, которая интересует меня, о чем бы я ни писал. Наверное, потому что в моей жизни они играли большую роль — не только потому, что меня кто-то травил,— а потому что меня интересует чужая сплоченность на почве ложной идеи. Истинная идея не порождает фанатизма. Как я отношусь к этим остромовым и почему они становились столь авторитетными духовными учителями? Видите ли, все зависит от их цели. Если они становились ради того, чтобы стричь или доить по сомах — как Остромов, или Блаватская, или, как в наименьшей степени, Гурджиев, который, как мне кажется, все-таки какие-то серьезные цели перед собой ставил, он не был…

Если бы я знал этот вопрос, я бы с ним к вам не обращался. Для меня как раз, ну, можно сказать, это ключевой вопрос романа «Океан». Хотя это вообще ключевой вопрос всей жизни: для чего создан вот этот странный биоробот Бога? Конечно, мы не свидетели. Конечно, мы орудие. Но зачем Бог создал этого робота? Ну, как робот создан до известной степени по образу и подобию человека… Хотя бывают роботы совершенно другие, да? Ну, типа кошек или, я не знаю, типа… Ну, знаете, мало ли роботов сейчас создается, кинетических скульптур. Но допустим, что он создан по образу и подобию Божьему. Вопрос — зачем он создан?

Потому что мне правильно пишут очень многие (я получаю массу писем на эту тему), что «вот человек…

Очень много её существует, особенно во Франции. Рекомендую фильм Андрея Кончаловского «Рай», который как раз об этом. Это очень страшная картина, психологически парадоксальная, очень верная. Ну, это о судьбе русской графины в эмиграции. Вымышленная история, хотя много фактографических источников у неё. Вот там об оккупации Франции и подробно, и жестоко. Кроме того, почитайте Эльзу Триоле, почитайте Нину Берберову. Достаточно много об этом написано нашими соотечественниками.

Набоков и Вера совершенно ничего не понимали в реальном положении Пастернака. Они додумывались до того, что публикация «Доктора Живаго» за границей — это спецоперация по привлечению в СССР добротной иностранной валюты. Точно так же, как сегодня многие, в том числе Иван Толстой, акцентируют участие ЦРУ — спецоперацию ЦРУ в получении Пастернаком Нобелевской премии. Флейшман там возражает. Я не буду расставлять никаких акцентов в этом споре, но я уверен, что Пастернак получил бы Нобеля из без ЦРУ, прежде всего потому, что Россия в этот момент в центре внимания мира. Но, как мне представляется, сама идея, что «Доктор Живаго» мог быть спецоперацией властей просто продиктована тоской по поводу того,…

Вообще повышенное внимание к врождённым признакам всегда казалось мне если не болезнью, то глубоким тоже нравственным заблуждением. Понятия не имею, лихорадка ли это или смертельная болезнь. Что смертельная болезнь — не думаю. Мне кажется, смертельная болезнь — это только фашизация, то есть культ зла.

А что касается агрессивной борьбы меньшинств или агрессивной борьбы феминисток за свои права — ну, это те крайности, тот абсурд, через который, наверное, действительно, как через корь, надо пройти. В конце концов, культ меньшинств — это всего лишь… Ну, как справедливо замечал Илья Кормильцев: «Палка перегибается в эту сторону лишь потому, что слишком долго была загнута в…

Резко снизилась, да. Это объясняется довольно просто. Секты расцветают обычно в период застоя, в период, когда культурная жизнь, духовная жизнь общества, надстройка его (простите за марксизм) очень жива и активно развивается, а всё, что касается жизни политической, находится в глубокой стагнации. Для заморозков секты не характерны, потому что во время заморозков духовная жизнь общества спит. Секты расцветают, как в русском Серебряном веке. Секта — это элемент народного творчества. А во время заморозков всё общество является одной тоталитарной сектой и поклоняется одному божку, а потом пытается понять, как это оно так могло. Сталину так поклонялись. Всё общество было огромной…