Ну, хорошие тексты амбивалентны в любом случае. Я могу вам сказать последнее такое озарение, которое у меня была на эту тему. Такое, довольно внезапное.
Когда я начитывал «Тайну Эдвина Друда» для аудиокниги. И я впервые подумал, что та знаменитая новая и оригинальная идея, трудная в разработке, о которой говорил Диккенс, заключается в невиновности Джаспера. Понимаете, это интересная тема. Желающим я могу просто ее продать, потому что сам я всё равно писать не буду, но написать такой роман, написать вторую половину «Тайны Эдвина Друда» (он же наполовину написан, может, на 2/3) было бы очень интересно. Ведь невиновность Джаспера доказать очень легко, если захотеть.
Оригинальность идеи для Диккенса заключалась бы именно в том, что типичный отрицательный герой (у Марии Чегодаевой прослежены все связи этого героя с прочими текстами Диккенса, прежде всего с «Повестью о двух городах» и «Нашим общим другом») — всё указывает на его виновность. А можно же прочесть это с другой стороны.
Вот то клеймо ранней смерти, которое стоит на Невиле. А вдруг Невил убийца? Вот пойдем по такому пути: всё указывает на него, и убийца действительно он. Мы любим Невила, мы не хотим солидаризироваться с Невилом, но ведь шутка в этом романе в том, что там все герои амбивалентны. Идеальный каноник Криспаркл иногда вызывает некоторое недоумение и, более того, раздражение у читателя. А в Джаспере есть даже своеобразная одаренность и грация.
А вдруг Эдвин Друд либо жив, что возможно (уехал), либо его просто убили? На самом деле я думаю, что огромна роль Востока в этой книге. Во второй части очень много всего выплыло бы. Конечно, прав Уоллес: больше всего Елена Ландлес похожа на Дэчери.
Там, кстати, очень интересный ход — я на него впервые обратил внимание. Дэчери, когда въезжает в гостиницу (первое его появление), не представляется — он просит произнести служащего. Он говорит: «Дайте мне мою шляпу с крючка».— «Зачем?» — «Прочтите, что там написано».— «Дэчери».— «Да, это и есть моя фамилия». Он просто не знает, как она правильно произносится. Он хочет воспроизвести ее с местным акцентом. Конечно, это прибывшая с Цейлона Елена Ландлес. Но вот насчет невиновности Джаспера подумайте. Мы сейчас сделаем короткую паузу, и я вернусь к этой идее.
Продолжаем разговор. да, Так вот, о Джаспере. Видите ли, почему я думаю, что такой внезапный финт ушами был возможен? Вы знаете, что есть очень много работ, доказывающих, что Дэчери скорее всего настоящий Джаспер, а тот Джаспер… Я забыл имя автора, высказавшего эту версию в сборнике под редакцией Гениевой еще 90-х годов. Там доказывается, что Джаспер скорее всего украл имя. Это возможно. Мне кажется, что это не по-диккенсовски, но самая элегантная версия была бы всё-таки, что убил Невил — такой во всех отношениях положительный, но всё-таки напоминающий то ли пантеру перед прыжком, то ли убегающую лань. Дикий.
Мне кажется, что Джаспер может быть и жертвой предубеждений. Предубеждений со всех сторон. Ну курит человек опиум. Подумаешь — а может, у него душа поэта? При этом, видите ли, вот эта знаменитая сцена объяснения тени на солнечных часах (одна из последних глав) — в этой главе Джаспер скорее привлекателен. Он вызывает ужас, но и некоторый восторг. Конечно, вполне возможно, что он убил. Но вот богатая идея для романа — что он не убивал.
Почему? Это же 1870 год. Понимаете, книга тоже в известном смысле переломная. Кристаллизуется позднее викторианство — время, когда обвинительный уклон всего и во всём. Человека могут назначить виновным просто потому, что он антипатичен или эпатажен, как Уайльд. Время жестоких нераскрытых убийств — Jack the Reaper, все эти дела. Потрошителя-то не нашли.
И понимаете, если бы в конце общепризнанный злодей был реабилитирован, это как-то напоминало бы «Братьев Карамазовых» — еще одна таинственная параллель между Достоевским и Диккенсом. Потому что финальный роман, на который возлагались наибольшие надежды, оборван на половине. И мы не знаем, кто убил Федора Павловича. Признание Смердякова не есть царица доказательств. Все могли. И в «Тайне Эдвина Друда» все могли. Могла даже Елена, хотя она очень симпатичная. То есть Диккенс попытался бы сломать свою вечную склонность к идеализации хороших и демонизации отрицательных героев, попробовал бы написать такое черно-белое произведение. Мне это кажется заранее очень интересным.
