У порядочного человека может же быть сифилис? Наверное, да, может. Это болезнь духа, которая проходит, она излечима. Смерть — профессиональная болезнь человека, как сказал один мудрый автор, да чего там говорить, Лимонов это сказал. Как обугленная пыль в легких — это профессиональная болезнь шахтера. Точно так же у человеческого духа есть свои профессиональные болезни. Видимо, на пути формирования, скажем, Томаса Манна период агрессивного национализма был неизбежен. Вот вам, пожалуйста, его работы 1914-1918 годов, которые суммировались в «Рассуждениях аполитичного»,— книгу, о которой Михаил Успенский справедливо говорил, что «такими страницами Геббельс бы обрыдался от…

Да. Вот так назвать — наверное, Наум Ним, человек, который для меня остается читателем №1. Никита Елисеев, Александр Зотиков.

Я всё называю людей из литературы, потому что Зотиков — критик, Ним — писатель, Елисеев — критик и библиограф. Кстати, писатель тоже хороший.

Очень близкую к аристономии идею развивает Александр Мелихов — тоже человек довольно железный, благородный муж. Уж в каких только обстоятельствах я его ни видел — в самых разных. И он демонстрировал высокое достоинство. У меня есть претензии и вопросы к мировоззрению Мелихова, но к его поведению — никогда. И конечно, стилист он превосходный. Так, между нами говоря.

Для меня это Андрей Архангельский, глава отдела культуры в «Огоньке». Я давно его знаю, мы вместе работали. И, когда видимся, я всегда поражаюсь тому, как мысли этого человека и слова его совпадают с моими. Как известно, так сказал Тургенев сказал: «Мы считаем умными тех, кто с нами согласен». Но дело не в этом, а дело в том, что он выражает эти мысли с удивительной точностью и яркостью. Да и вообще он яркий человек. Я очень его люблю и желаю ему всяческого успеха.

Естественно, я всегда с интересом читаю Веллера, хотя он не публицист, Никиту Елисеева, хотя он скорее критик. Есть другие авторы, которые мне крайне интересны.

Ну на этот случай у нас есть термин Умберто Эко «урфашизм», обозначающий как бы фашизм вне времени, фашизм без конкретной социальной привязки. Он может существовать везде, где наличествуют три основных признака: смертоцентризм (устремленность к смерти), эклектизм (то есть набор разнообразных философских учений, сплавленных без разбора в одно) и архаика (то есть культ прошлого). Там есть ещё 11 признаков, но три вот эти системообразующие.

Что касается того, достаточно ли трех антифашистских текстов, чтобы судить о фашизме. Конечно, нет. Эти тексты достаточны для того, чтобы поставить вопрос, и он там поставлен впервые, об антропологической природе фашизма. Более того, я бы сказал,…

Ну, она включена в повествование потому, что меня тогда мучила эта история, потому что она казалась мне предтечей фашизма, потому что она атмосферно была на месте. На самом деле, эта история раскрыта, как мне кажется. Во всяком случае, я прочитал американское исследование, вышедшее полгода назад, специально купил его в Штатах: «Человек с поезда», где увязывается вот это убийство на ферме с рядом совершенно аналогичных убийств, произошедших в Америке в 1909-1911 годах, и довольно известных. И находится прямая связь, много примет по почерку, доказывается, что, видимо, убийцу потому и не нашли, что он переехал в Европу. Это как раз очень жуткие истории, доныне не имевшие разгадки, и вот сейчас эта…

Потому что уже не было шаражек!

Очень хорошо недавно написал кто-то из ученых, опять обвиняемых в измене родине: «Хоть бы они шаражки для нас построили!». В том-то и проблема, понимаете, что современная Россия — это Гулаг без шаражек. Правда, Гулаг не такой тотальный, как Колыма,

Не могу я больше цитировать эту фразу — я уже, как правильно заметил Никита Елисеев, всех достал этим сравнением, но правда, 90% занято рабским трудом, а 10% сидят в шаражке. Так сегодня 100% занято рабским трудом. Вам нравится эта альтернатива?

Валерий Тодоровский гениальным своим чутьем просчитал сериал «Бомба», в котором рассказывается, что Советский Союз и был такой бомбой, которую построили в…

Кушнер — безусловный ритор, очень высокого класса. Когда я был в Питере у него в гостях и лишний раз поразился и высочайшему классу его новых стихов, и высочайшему его человеческому качеству. Ни с кем мне так интересно не бывает разговаривать за последнее время — кроме самых близких людей,— как с ним. И конечно, ближе всего ему Тютчев по темпераменту. Это не моя мысль, это мысль Никиты Елисеева, но я с ней совершенно солидарен. Кушнер — это Тютчев, проживший чуть подольше: и та же трагическая любовь, как поединок роковой, и то же ощущение трагедийности мира при общем культе благополучия, при вере в то, что человек должен быть счастлив, даже обязан быть счастлив, и все равно жизнь — это трагедия, «обычный…

Вы все поняли, но для Трифонова тоже не важно, чтобы плохое обязательно проигрывало. Глебов, он же Батон, в социальном смысле, скорее, выиграл, но тут, понимаете, вы задали точный вопрос и своевременный. Вспомните, как кончается «Дом на набережной». «А вдруг — чудо, и еще один поворот в его жизни?» Для Шулепы это чудо еще возможно, и, кстати говоря, это оказалось правдой. Потому что в конечном итоге выиграли Шулепы. Они устраивались мясниками, сторожами, от них зависело добыть место на кладбище или оковалок мяса, и они победили, власть-то они взяли, мир Глебовых рухнул. И очень хорошо понимал это Трифонов: а вдруг чудо, такая возможность для Шулепы существует?

Потому что для…

Нет, не может. Они связаны родством, преемственностью. Видите ли, фаустианский герой — это Телемах, сын Одиссея. Трикстер — это отец. Веселый такой, у него все получается, он странствует. Профессии нет — фокусы.

Наверное, первая фаустианская книга в мировой литературе (вот это, наверное, ещё никому не приходило в голову, и об этом я пишу в книге «Абсолютный бестселлер»), первый фаустианский роман, подчеркиваю — это «Телемахида» Фенелона. Ведь Телемах отличается от Одиссея тем, что он печален, что он умеет любить, и женщина может быть рядом с ним.

Кстати, тема мертвого ребенка там почти всегда возникает, и в «Телемахиде» она есть! Тема детоубийства — потому что от Фауста и его…