Я профессионально занимаю сторону лириков. Я просто стою на позициях людей, которые считают, что эстетика во многом определяет облик мира и что мир прежде всего явление эстетическое. Один очень глупый и противный человек долго меня убеждал, что мир этичен, хотя сам являлся абсолютным отрицанием, абсолютным опровержением этого посула. Зато он был очень неэстетичен, и остался. И это, конечно, меня настораживает. Да, я, в общем, занимаю позицию лириков, но я никогда не буду повторять эту пошлость «и в космосе нужна ветка сирени». Ветка сирени в космосе совершенно не нужна.
Знаменитый текст Эренбурга «Письмо инженеру Полетаеву»… Дело в том, что моя первая жена — Надя Гурская — внучка этого инженера Полетаева, и я знаю, какой он был прекрасный, умный, ироничный, глубокий человек, основатель науки дуракологии. В общем, он-то имел в виду, что весь этот лиризм прикрывает собой банальное незнание, что физик Фредерик Жолио-Кюри был плохим физиком, но хорошим общественным деятелем, и так далее. Он был хорошим борцом за мир. А Мария Склодовская-Кюри была как раз замечательным физиком, мыслителем и ученым, но совершенно лириком не была.
Я помню все это «Письмо инженеру Полетаеву», это действительно довольно глупый текст. Хотя я очень люблю Эренбурга. Я занимаю позицию лирика по профессиональной своей гуманитарной принадлежности и еще потому, что, мне кажется, презрение к искусству является следствием эстетической глухоты. Настоящие физики, глубокие мыслители всегда искусством чрезвычайно интересовались, как Бор, как тот же Ландау. Многие математики понимали, что математика — это вещь красивая, что это своеобразная эстетика, и уж только потом — такая чистая наука. Многие серьезные математики, с которыми я имею честь быть знакомым,— скажем, Матиясевич, как раз подчеркивали эту эстетическую функцию в науке, не видеть которую — тоже определенная слепота.