Войти на БыковФМ через
Закрыть

Мейнстримными произведениями о гражданской войне стали «Конармия» Бабеля и «Тихий Дон» Шолохова. Почему никто не вспоминает о романе Артема Веселого «Россия, кровью умытая»? Что вы думаете о расстреле самого Веселого?

Дмитрий Быков
>250

О деле Веселого не знаю почти ничего. Здесь надо, конечно, подчитать. Но помимо Веселого было много. Я уже назвал Зазубрина. Можно назвать Малышкина, «Людей из захолустья». Можно назвать целый цикл текстов о двадцатых годах, о русской постреволюционной реальности, о сексуальной революции. Вот сейчас Лиза Шестакова, студентка моя, собрала толстенную (я не знаю, как они будут её издавать) антологию русской прозы двадцатых годов, все на эти самые темы: крушение семьи, эротическая революция, распады союзов, тройственные браки, «дело об убийстве» знаменитое, нашумевший дневник самоубийцы, автора, которого в «Красной нови» назвали, но никто не поверил, потому что так подробно и так хорошо это было описано. Ну и конечно… Во всяком случае Адамович купился, Георгий. И естественно, что уж говорить о таких текстах, как, скажем, «Наводнение» Замятина.

Между прочим, вот эту постреволюционную реальность — наиболее меня интересующий переход от двадцатых к тридцатым — замечательно описывает Юлия Яковлева. её цикл ретродетективов, по-моему… конечно, он недотягивает до акунинских по игровому своему блеску, но превосходит по дотошности. И мне кажется, что ну уж Антон Чиж просто отдыхает. Во всяком случае книга Яковлевой «Дети ворона» — это само собой. Но «Вдруг охотник выбегает» (Юлия, если вы меня сейчас слышите) — это просто блестящая удача, отличный совершенно роман. Как все читатели детективов я был разочарован развязкой. Маньяк оказался слишком книжный и слишком предсказуемый. Но описание тогдашнего Питера — как будто вы действительно там жили. И все мы, кто жил в Питере девяностых, как-то знаем, как-то чувствуем сердцем (простите за штамп) реалии двадцатых. Замечательная книга!

Так что революционная и постреволюционная действительность, как и было сказано, будет рефлексироваться. Иное дело, что роман Веселого, понимаете, он, может быть, слишком радикален по своим художественным практикам (роман же без героя, в сущности) и недостаточно радикален, чтобы считаться авангардным. А вот «У» и в особенности «Кремль» Всеволода Иванова — это литература высокого класса. Во всяком случае «Кремль» настолько талантливо интерпретирован Эткиндом, что теперь просто эту книгу уже из канона невозможно вычеркнуть. И блестящий роман, один из лучших романов по Русской революции.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Что вы думаете о творчестве писателей-орнаменталистов школы Пильняка? Почему всех авторов, писавших в этом стиле— расстреляли? Для чего сейчас сценаристы заимствуют эпизоды из их произведений — того же Артёма Весёлого?

Я не думаю, что они у него заимствуют. Мне кажется, что они вообще о нём не знают. Не всех расстреляли писателей, пишущих в таком стиле. Просто действительно Пильняк — наиболее влиятельная фигура в русской литературе 20-х годов, в прозе. Влиятельная потому, что вообще в 20-е годы пришло такое торжество второго сорта. Не потому, что Пильняк — уж такой принципиально второсортный писатель. Нет. Потому что Пильняк — это такая довольно бледная копия Андрея Белого с его завиральными повествовательными идеями, с его энергией повествовательной, с его приёмами. Белый был гением, но почти нечитабелен. Пильняк гораздо проще для усвоения. Он действительно ученик Белого, тяжёлая ладонь Бугаева всё время…

Почему Пастернак в 1959 заинтересовался сюжетом пьесы о крепостном театре, где основная мысль в том, что творчество — единственный источник свободы?

Ну, видите, между «Слепой красавицей» и «Приключениями Буратино» существует масса таинственных сходств, которые я попытался как-то проанализировать в книге о Пастернаке. Мне кажется, глава «Слепая красавица» там одна из удачных, там присутствует некая новизна. Дело в том, что у Пастернака сложилось, я думаю, к 1959 году чёткое ощущение, что российская культура — это крепостной театр. А вот что будет с этим крепостным театром, когда его отпустят на свободу,— это вопрос. Конечно, Пастернак писал это, вдохновляемый датой. 1961 год, к которому он приурочил окончание пьесы,— это годовщина 100-летняя отмены крепостного права в России. Он её сопоставлял до известной степени с реформами Хрущёва, с…

Добавляете ли вы в лекции личные мысли? Вы говорите, что дилогия про Бендера – плутовской роман, противостояние последыша Серебряного века веку более мрачному. Это вы придумали или Ильф и Петров?

Вопрос вечный, я хорошо помню статью Аникста в восьмитомнике Шекспира – российском, академическом, – где сказано: «Иному покажется, будто мы вдумываем в Юлия Цезаря какие-то свои мысли, и что так сложны мысли Шекспира, и что такой политология Цезаря не могла быть. На самом деле можно возразить только одно: это не мы вдумываем Шекспира. Это Шекспир имел в виду  не в пример больше, глубже, точнее, чем можем угадать там мы».

Вот так пишет Аникст с огромным преклонением перед художником, с огромным уважением к нему. Я думаю, что и Зощенко, и Бабель, и Ильф с Петровым (все описатели великих трикстеров 30-х годов) понимали и вкладывали в книгу гораздо больше, чем можем сделать мы. Вот такое у…

Почему в Петрограде возникла литературное группа «Серапионовы братья»? Почему они так называлась?

Это довольно известная история. «Серапионовы братья» назвались так в честь четырехтомного романа Гофмана. Это, строго говоря, не роман, а такой цикл рассказов с шкатулочным, барочным обрамлением. Вот общество пустынника Серапиона, которое имело более-менее реальный прототип, общество Серафимовых братьев, куда входил, насколько я помню, Шамиссо, сам Гофман там появлялся, и некоторое количество магнетизеров, гипнотизеров. Это такие люди, которые изучали оккультные, темные, мистические истории. И «Серапионовы братья», выдуманные Гофманом,— это предлог объединить его слабые и сильные, разные рассказы в единый цикл и издать по аналогии с тиковским «Фантазмусом». Естественно, что…

В чем острота мысли в чудом сохранившемся фильме Эйзенштейна «Бежин луг»? Есть ли в картине религиозные мотивы?

Он не сохранён как диафильм. Просто его монтажёр, эйзенштейновский, героическая женщина сохранила склейки и срезки, копии некоторых кадров. Естественно, что помимо 8 метров плёнки и этих срезок от фильма не осталось ничего. Есть сценарий Ржешевского. Есть несколько диалогов, написанных Бабелем (по-моему, не все они тоже уцелели). А черновой монтаж — когда Эйзенштейну оставалось снимать 11 съёмочных дней, этот монтаж сгорел, когда на территорию «Мосфильма» ухнула бомба, насколько я помню, в сентябре 1941 года. То есть Москва уже в это время подвергалась бомбёжкам, и одна из первых бомб ухнула в этот негатив.

Что про эту картину можно сказать? Я, конечно, не такой специалист, как…

Иногда культура вдруг получает гениального писателя-новатора, но потом оказывается, что его литературные изобретения даже не осознаются им как таковые. Знаете ли вы подобные примеры?

Ну, можно сказать, что подобным был пример Льва Толстого, который действительно начал писать русскую прозу как бы с нуля. Правда, он, конечно, много учился у Запада. Но это действительно человек, который (он так сказал о Михаиле Лермонтове, но это можно сказать и о нём) «пришёл как власть имущий». Он своего новаторства действительно не осознавал. В какой степени он был знаком с предшествующей культурой, судить трудно. Михаил Шолохов, я думаю, был знаком достаточно — он всё-таки был начитанный юноша, хотя и чувствуется в нём эта начитанность. Хотя тоже можно сказать, что он пришёл и начал писать свою эпопею как бы с нуля.

В принципе, мне трудно назвать человека, который изобрёл новые правила,…