Когда ждать продолжения повести «Списанные»?

Да я его написал, называется он «Нулевые», там пять частей. Опубликована только одна – «Списанные». Остальные – это «Убийцы» (история дела Антонины Федоровой и Александры Иванниковой одновременно), «Камск» (история ленского наводнения), «ЖЗЛ» и «Американец» (история того же героя Сергея Свиридова, который возвращается из эмиграции). Десять-пятнадцать лет нам происходит действие. Но я не хочу его печатать; более того, я не уверен, что его надо печатать.

Понимаете, в чем дело? Писать эпохальный роман хорошо, когда есть эпохальное время на дворе. Сегодня это не тот жанр, в котором надо выступать. Мне вообще кажется, что время эпических романов закончилось. Сегодня надо писать…

Ну как вам сказать… Свиридов вообще неприятный герой, и он таким сделан нарочно, но это ведь показывает влияние страха на человека, это показывает, что страх — это самое деструктивное и омерзительное чувство. Поэтому вот, как сказано у Честертона: «Всему, чего вы боитесь, надо идти навстречу, потому что оно смеет портить воздух вашей жизни, смеет портить вам жизнь». Страх — там сказано у меня — что он многократно умножает всё омерзительное, всё, что есть в вашей жизни и практически сводит на нет хорошее. Это главная особенность, главная функция страха. Я ненавижу это ощущение, конечно, борюсь с ним, как умею. Все ему подвержены, но Свиридов — это как раз… Понимаете, ну у меня довольно…

Самое убедительное описание смерти, конечно, у Толстого в «Смерти Ивана Ильича», когда он думал сказать «Прости», а сказал «Пропусти». Тут уже невероятная глубина и сила. И когда над ним сказали «Кончено», а он подумал, что кончена смерть, потому что уже начинается другое существование. Это абсолютно точно. Смерть физического тела обозначает собой только начало, пусть даже очень кратковременное, но всё-таки начало другого бытия.

А что касается «красивое-некрасивое» — знаете, Астафьев говорил (он многим интервьюерам это говорил: «Жизнь писателя только представляется довольно легкой. Я и сам мечтал о писательской жизни, а теперь понимаю, что это действительно работа без отдыха.…

Да именно тем, что это и был ренессанс русской идеи, соборности, общины. А советское в 70-е годы оказалось потеснено, ведь кого вытеснили деревенщики? Горожан. Блистательное поколение шестидесятников, тех же «комиссарских детей», которым они не могли простить раскулачивание. Это был реванш, точно такой же, как и реванш 1937 года (многие называют его «русским реваншем», что, по-моему, совершенно безосновательно, но тем не менее). Это был реванш антикультурного абсолютно проекта, потому что они же не были противниками города, они были противниками культуры. Это не имело успеха в 10-е годы, и еще меньше имело успеха в 70-е.

Конечно, среди деревенщиков были огромные писатели, но…

Это очень легко объяснить. Хотя и попыткой такого эпоса, но достаточно успешной, мне всё-таки кажется роман Эренбурга «Буря». Почему? Видите ли, есть такое понятие, как «высота взгляда». Вот высота взгляда Толстого была достаточной, чтобы многие азбучные вещи, касавшиеся 1812 года, поставить под сомнение. Например, что нет полководческого гения, а есть ход вещей; и то, что мы называем «полководческим гением» — это всего лишь умение угадывать этот ход вещей и соответствовать ему. Ну, тут нужны концепты.

Такого сочетания, как знание реалий и концептуальное мышление, по разным причинам в Советском Союзе быть не могло, пока были люди, помнящие это, пока были люди, знающие это. То есть…

Я о Букше столько писал в разное время. Я как бы примазываюсь к молодому дарованию, хотя не такое уж оно молодое и книг у нее примерно 20. И вот сейчас у нее вышел сборник замечательных рассказов «Открывается внутрь» в шубинской редакции в «АСТ». Она очень интересный писатель, очень разнообразный, с хорошей такой НРЗБ и сюрреалистической закваской. Стихи её я ставлю едва ли не выше прозы. Вышел у нее сейчас и стихотворный сборник. В общем, Букша, открытая когда-то Александром Житинским, один из самых умных, сложных, богатых, разнообразных людей, которых я знаю.

«Завод «Свобода»» — это попытка написать современный, производственный роман. Иными словами, вычленить такие онтологические…

Вот что касается фэнтези. Понимаете, какую-то великую роль этого жанра, не столь мною любимого, я осознал в середине 90-х, когда наш собеседниковский Руслан Козлов дал почитать свой роман «Остров Буян». Я от кого угодно мог ожидать такой роман, но Козлов – известный политический журналист, он редактировал «Смену» ленинградскую, он автор первой публикации о «Митьках», он и открыл их как течение. Он был автором первого ответа Нине Андреевой на «Не могу поступиться принципами». Когда все замерли, думая, что это произошел поворот в правительстве, а вот Козлов взял и написал очень резкую и язвительную статью «Не могу молчать».

Я знал его как очень сильного публициста. Он замечательно писал,…

Я высоко, положительно оцениваю эту пьесу. Я читал мнения многих фанатов. В «Новой газете» в понедельник у меня выйдет большой разбор этого произведения, я постарался без спойлеров. Мне там два момента особенно понравились. Понравилось, что главная злодейка — всё-таки женщина. Этого со времён Миледи не было. Не сочтите это за спойлер, это для меня важно. Ну и потом, какие спойлеры? Всё это давно напечатано в Сети.

Что касается второго важного для меня открытия. Там потрясающе дана тема родительского бессилия, когда ты понимаешь, что ты хочешь мальчика своего или девочку защитить от боли, а Дамблдор с портрета отвечает: «Боль должна прийти. И она придёт». И тогда почти буквально…