Песня Новеллы Матвеевой «Караван» не так просто понимается, не так легко трактуется. Но, в общем, эта песня никак не о фэнтези и никак не аудиоиллюстрация к миру Земноморья.
Мало того, что это блистательная поэзия, но это прежде всего такой сон, если хотите, как многие удачные новеллы. А на самом деле это просто такая метафора бесконечно тянущейся, бесконечно скучной жизни — караван, идущий через пустыню, среди которой нет никакого утешения, кроме фата-морганы, кроме миража.
Право, уйду! Наймусь к фата-моргане…
Но караван всё шел через пустыню.
Шел потому, что горе — не беда.
Да и потом, знаете, если брать Матвееву, для меня всегда наслаждение о ней говорить, потому что всё-таки это едва ли не лучшие воспоминания в моей жизни — время общения с ней, время слушания ее и добывания записей, а потом когда она мне напевала что-то в магнитофон. Для меня это, понимаете, еще и пример такого соприкосновения с чудесным, иррациональным. Поэтому ее любовь к Востоку.
Восток, прошедший чрез воображение.
Германия — совсем не та страна.
В воображении Европы, совершенно завороженной сказками «Тысячи и одной ночи», это действительно такой образ ада, среди которого вдруг расцветают райские цветы. Ада, потому что это мир тирании, мир абсолютно беспросветного произвола — но при этом ослепительной роскоши и волшебной фантазии.
Может быть, вот это понимание Востока, это понимание пустыни как безжизненного пространства, полного волшебных миражей — это у Матвеевой сквозная тема. Точно так же, как в ее песне «Заклинательница змей». Это такой образ Востока — скучного, безводного, жестокого, среди которого цветут ослепительные райские цветы. Самое ужасное, что там же сказано,в «Заклинательнице»:
Ах, не можешь? Так зачем надо заклинать
То, что можно только проклинать?
И надо бы проклинать эту пустыню, и эту жестокость, и этот совершенно бездушный и безвоздушный мир, где жара выступает одним из таких проявлений произвола, с которым ничего не сделаешь. Жара ведь очень угнетает. От холода можно хоть закутаться, а от жары никуда не деться.
Но эта бездушность и безвоздушность странным образом порождает какие-то волшебные миражи, каких-то сплетающихся змей, какие-то песчаные горы, причудливо меняющие форму. Вот такое понимание Востока как источника жестоких чудес (эта рифма «Восток — жесток») как-то странно проецировалось у Матвеевой (хотя, если вдуматься, очень естественным образом) на советскую жизнь с ее такой бездушностью.
Мимозы вырастают из песка
Здесь, у границы Калахари мрачной
Полету золотого волоска
Подобен их мираж полупрозрачный.
Как-то она так воспринимала собственную жизнь — как пустыню с миражами. И отсюда, в общем, «Караван».