Первая «Головоломка» мне очень понравилась, вторая не понравилась совсем. Не потому, что это сиквел; не потому, что это повторение, а потому что прием становится несколько навязчивым. Как любит говорить Ирина Лукьянова, «одна игра не потеха». Когда все время действие переносится из внешнего мира девочки во внутренний, и в ее голове одни и те же персонажи (правда, к ним добавилась еще и хандра); когда они все обсуждают хоккейную карьеру, – может быть, мне потому это неинтересно, что мне не интересен хоккей. Может быть, потому что нравы американской спортивной школы мало меня волнуют. А может быть, потому что такое разложение нравственного мира девочки кажется мне очень примитивным, простите меня, очень механистическим. В этом плане, мне кажется, это могло бы быть богаче, глубже, интереснее. Как сказано в фильме «Девственницы-самоубийцы» (и в романе; Евгенидис, кажется, автор этой книги): «Вы никогда не хотели покончить с собой, потому что никогда не были девочкой-подростком». Внутренний мир девочки-подростка необычайно сложен, дисгармоничен, там колоссальные вызовы, которые абсолютно сегодня не могут быть осмыслены. Потому что сегодняшняя культура слишком для этого примитивна. Это Сэлинджером надо быть.
Сэлинджер же сумел каким-то образом написать «The Catcher in the Rye», герой которого в одинаковой степени отвратителен, привлекателен, сентиментален, жесток. Книгу я перечитывал много раз. Знаете, есть такая расхожая шутка, что «The Catcher in the Rye» надо перечитывать в возрасте Колфилда, в возрасте родителей Колфилда и в возрасте деда Колфилда. Условно говоря, перечитывать подростком, потом – его родителями, потом – с внуками. Удивительно, что Сэлинджер в 30 с небольшим лет умудрился наваять такую вневременную книгу. Ну, будем честны, у него рассказы высококачественные. Но самое главное в его книге то, что она действительно в разные моменты читается по-разному.
Когда я прочитал ее впервые, она меня дико взбесила. Автор-повествователь, нарратор был моим ровесником, причем ровесником того типа, который был мне особенно неприятен. Потому что меня вопросы о смысле жизни никогда не волновали, я был подростком с довольно здоровыми представлениями. Подростковый возраст проходил у меня довольно легко – не было экзистенциальных конфликтов, конфликтов с родителями, и из школы я не сбегал, из дому тоже. Я был такой мальчик-паинька, и мне этот Холден представлялся этаким «центропупом», который до известной степени бесится с жиру.
Потом, когда я перечел книгу в 20 лет, меня поразило, какая она смешна, насмешливая, сатирическая по отношению к этому герою, как все его метания и страдания не стоят ломаного гроша. В 30 лет она показалась мне, напротив, глубоко трагической, прежде всего любовные эпизоды. В 40 лет я прочитал ее прежде всего как историю о Фиби, о рыжей сестре. То есть она действительно под разным углом производит разное впечатление, как лицо Петра на «Медном всаднике», на памятнике разное под разным светом. Каким-то образом Мари Колло сумела добиться такого успеха. Голову Фальконе не смог слепить – вылепила за одну ночь его ученица.
Вот когда я смотрел на «Джоконду» в Лувре, я проходил мимо нее много раз. И улыбка ее мне казалась все более издевательской. Под конец, когда я уже заблудился и искал выход, она просто надо мной хохотала. Поэтому такая возможность разного прочтения (и прежде всего сатирического) этой книги – это выдающееся достижение Сэлинжера. Такая же амбивалентность ощущается при чтении «Лапы-растяпы» («Uncle Wiggily in Connecticut»). Когда это читаешь ребенком, тебе мучительно жаль и этих девочек, и эту дочку, которая играет в этих вымышленных друзей, от одиночества спасается таким образом, – тебе их невыносимо жалко. А когда читаешь в 40 лет, думаешь: ну что за две пустые дуры, что за жизнь, и девочку она сгубит, конечно, отчаявшиеся, так сказать, домохозяйки.
Кроме того, Сэлинджер – это самое главное – балансирует в своем разговоре о героях на грани сентиментальности и брезгливости. Ему их так жалко, что поубивал бы. «Человек, который смеется» в этом плане – самый яркий рассказ, я ужасно его люблю. И в этом смысле, конечно, достичь сегодня такой амбивалентности при разговоре о подростке (особенно в мультике) мало кто способен. Для этого же, понимаете, надо многие вещи называть своими именами, а не хочется. Короче, новая «Головоломка» меня разочаровала.