Войти на БыковФМ через
Закрыть

Габриэль Маркес говорил, что после прочтения «Превращения» Франца Кафки пришел в восторг и подумал: «Оказывается, так можно писать!». Какие произведения вызвали у вас такие же мысли?

Дмитрий Быков
>500

Когда прочел «Лестницу» и «Снюсь» Житинского, когда прочел «Две поездки в Москву» Попова. До известной степени когда прочел Катаева.

Кушнер как раз говорит, что Катаев — единственный писатель, который к старости стал писать в разы лучше себя молодого. Хотя старость в целом для прозы, как говорил сам Толстой, не очень-то благотворна. Всё-таки Толстой-то в старости писал получше, чем в юности. Пожалуй, да, «Трава забвения», а особенно «Алмазный мой венец» — для меня это был некоторый перелом.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Почему несмотря на то, что произведения «12 стульев» Ильфа и Петрова и «Растратчики» Валентина Катаева имеют много общего, популярностью пользуется только первое?

Видите, «Растратчики» – хорошая повесть, и она безусловно лежит в русле плутовского романа 20-х годов. Плутовской роман – это роман христологический, трикстерский. Плут – это христологический образ. Но герои «Растратчиков», как и герои «Ибикуса» толстовского – они люди несимпатичные. Невзоров – еще раз подчеркиваю, это герой А.Н. Толстого – обаятелен, авантюристичен, в нем есть определенная лихость, но он противен, и с этим ничего не поделаешь. Эти его жидкие усики и его общая незаметность. Если бы не эти времена, его бы никто не заметил.

 А Бендер – ослепителен, Бендер – личность, да, медальный профиль, все дела. Бендер прекрасно придуман или, вернее, прекрасно срисован с Остапа…

Почему главное произведение Франца Кафки называется «Превращение», хотя трансформация героя происходит за кадром?

Нет, она происходит не за кадром — она длится. Потому что по-настоящему в навозного жука (Набоков считал, что по описанию это именно навозный жук) он как раз превращается на протяжении рассказа. Он не только физически, а духовно становится этим навозным жуком. Становится насекомым. Проснулся он Грегором Замзой, только в обличии насекомого. А дальнейшие превращения, перемена вкусов, желание забиваться под лавки — это произошло как раз после.

Так что превращение здесь важная тема. Но здесь еще одна важная тема. Главная тема Кафки — превращение людей в насекомых, унасекомливание людей. Превращение осмысленной жизни в бессмысленное жадное роение. Наверное, это процесс исторический,…

Можно ли назвать повесть «Гамбринус» Ивана Куприна неким аналогом «Ста лет одиночества» Габриэля Маркеса, где вместо Макондо выступает портовый кабак?

Нет. Я думаю, что «Гамбринус» играет более важную роль в русской прозе. С него началась одесская школа, южная школа вообще. Именно с Гамбринуса начался Ильф и Петров, Олеша, и такие менее известные авторы, как Гехт, Бондарин. Конечно, влияние его на Катаева было огромно. Я вообще думаю, что южная школа, «юго-западная», как её ещё называют, одесская и отчасти киевская в лице Булгакова, школа гудковская, если брать 20-е годы, началась именно с Куприна.

Потому что Куприн, хотя он самого что ни на есть наровчатского происхождения, и долго жил в Петербурге, и долго был в Москве, но он по темпераменту южанин. Почему, собственно, он и написал «Черный туман» о том, как Петербург высасывает жизнь из…

Почему вы считаете, что первый шаг к фашизму, ― презрение к толпе?

Да нет, на пути к фашизму, скорее, толпа. Если говорить серьезно, то не презрение к толпе, а презрение к массе, презрение к человеку вообще и вера в сверхчеловеческого героя, одиночку; в романтического греховного, как правило, трагического персонажа. Вот тоже один ребенок спросил меня как-то: «Почему так трагично мировоззрение Хемингуэя?» Я просто попросил задать все вопросы, которые накопились за время курса иностранки. Естественно, мы преимущественное внимание уделяли двадцатому веку, потому что там спорить о Петрарке? Хотя и там есть, о чем спорить, но нам ближе Хемингуэй или Кафка. Забавно, кстати, было бы представить их встречу.

Так вот, трагедия Кафки и Хемингуэя во…

Не могли бы вы рассказать о смешивании человеческого и животного в творчестве Франца Кафки?

Интересно на самом деле по этой теме рассмотреть три текста: «Превращение» Кафки, «Носороги» Ионеско и «Собачье сердце» Булгакова. И еще, конечно, «Внук доктора Борменталя» Житинского. Потому что превращение собаки в человека у Булгакова ведет к абсолютной порче собаки, да и человека тоже не получается. А у Житинского наоборот: собака, ставшая человеком, становится единственным приличным существом на всю повесть. Житинский был добрый. Это жестокая такая повесть, но ужасно трогательная: попытки «всобачить» ее обратно уже не удаются.

Если вдуматься, проза Житинского в этом смысле самая мрачная. Представьте, что таракан Кафки (или, как считал Набоков, навозный жук) становится…

Неужели роман «Сто лет одиночества» Габриэля Маркеса о тщетности человеческой жизни?

Нет, это роман о Макондо, о Колумбии. Это попытка задать координаты фантастического мира, это «История одного города», изложенная по-колумбийски. Это роман о величии и безумии народной жизни, о тупости её и остроте. Это миф, а у мифа нет никакой задачи. И это совсем не тщетность человеческой жизни. Что вы думаете, тщетность человеческой жизни в том, что пергаменты Мелькиадеса предсказали исчезновении Макондо? Да рода, осужденные на сто лет одиночества, не появляются на земле дважды.

Этот роман написан не для того, чтобы вы делали нравственные выводы, а для того, чтобы вы восхищались. И в некотором смысле он вас меняет. Вот здесь чудо происходит. Здесь эстетика настолько мощная, что и…

Считаете ли вы Патрика Зюскинда выдающимся писателем?

Зюскинд — довольно типичный пример писателя одной книги. «Парфюмер» замечательно придуман и хорошо написан. Остальные его сочинения типа «Контрабаса» или вот этой его повести про человека, которому представилось, что весь мир — устрица,— это, по-моему, довольно примитивно. Мне кажется, что проблема не в Швейцарии, которая не дает Зюскинду нового материала. Проблема просто в том, что действительно есть люди, рожденные для одной книги, и нет в этом ничего особенного. Мэри Мейпс Додж написала «Серебряные коньки», и ничего больше не смогла. А, скажем, Маргарет Митчелл написала «Унесенных ветром», а больше ничего и не надо. Ну, там Де Костер, я считаю, что «Свадебное путешествие» великий роман, и…