Что вы думаете о фильме Александра Сокурова «Фауст»?

К Сокурову изменилось точно, но это потому, что Сокуров снял несколько великих фильмов после нескольких, на мой взгляд, довольно манерных. Я понимаю, что Сокуров – не моя эстетика, но всей своей жизнью и всем своим поведением он показал, что он очень серьезный художник, готовый платить жизнью за свои взгляды и за право снимать, что он хочет. Сокуров оказался серьезнее, чем я предполагал, он оказался талантливее. Он снял несколько фильмов (прежде всего, «Солнце», «Русский ковчег», наверное, и «Фауст», хотя пафос его мне не нравится – пафос фильма, в котором Фауст еще хуже Мефистофеля), которые мне очень понравились, в отличие, скажем, от «Спаси и сохрани», которое мне не понравилось…

Он угадал несколько иное. Вот не зря, кстати, фильм «Акварель» моего любимого документалиста Виктора Косаковского, не зря он посвящен Александру Сокурову. Сокуров очень точно чувствует ничтожность человека перед лицом мира. И даже когда у него человек мнит о себе, как в «Фаусте», все равно это жалкая кроха на фоне тех облаков, с которых, если помните, в прологе камера спускается. Человек в своей гордыне, в своем дерзании, в своей самонадеянности ничтожен на фоне триумфальных и жестоких сил природы. Это вечная сокуровская тема, и человеческая гордыня ― это его главный враг. Поэтому, как мне кажется, замечательная вот эта интонация ничтожности, жалкости человеческой воли, которая есть в…

Очень сильно отличается. Мефистофель предлагает Фаусту контракт, Призрак требует от Гамлета мести, морального поступка. И это совсем не соблазнение. Знаете, попытка поставить действие Призрака как соблазн или как безумие Гамлета была. На самом деле, это частая довольно концепция. Но это всего лишь бегство от морального императива. Скажем так, Призрак — это не более чем совесть. А Фауст сталкивается с бессовестностью. Мефистофель — это персонификация бессовестности, моральной распущенности. «Я избавлю тебя от химеры совести».

Кстати, люди, которые пишут о некоей натянутости сравнения Фауста с советскими учеными, посмотрите фильм Сокурова. Я думаю, что это сравнение…

Это не только метаморфоза власти. Тогда вообще в моде и у Сокурова, и у Муратовой был показ фотографий. Вы посмотрите в «Астеническом синдроме» в сцене на кладбище длинный ряд вот этих фотографий, керамики этой, на памятниках. Кладбищенские лица. И это страшные лица, конечно, потому что это лица советских людей, изувеченных трудом, терпением, болезнями, приспособлениями. Да, плоские личины, вы правы, изувеченные пренебрежением, в том числе и к себе. А вспомните в «Так жить нельзя» или в «Великой криминальной революции», в «России, которую мы потеряли» — во всей трилогии Говорухина. Длинные ряды сцен у пивных, драк у пивных, лица из серии «Их разыскивает милиция». Да, такое антропологическое…

Я у Сокурова больше всего люблю, наверное, «Солнце» об императоре, ну и нравятся мне какие-то куски в «Днях затмения», в целом — нет, но куски. Она такая, самая красивая, самая художественная убедительная, интересная, потом музыка Ханина там замечательная. Он интересный.

Да я много чего люблю у Сокурова. Лучший фильм по сценарию, по разговорам и по техническому исполнению — безусловно, «Русский ковчег». Вот это гениальный замысел: одним кадром снять такую картину, такое путешествие по Эрмитажу, по русской истории,— это надо быть мегапрофессионалом. Я люблю его очень, да.

Наверное, «Русский ковчег» всё-таки, потому что там, мне кажется, достигнута абсолютная гармония формы и содержания, форма идеально работает на то, что он хочет сказать; непрерывность кадра соответствует непрерывности и цикличности исторического русского процесса. И потом, разговоры, которые там ведутся, они мне кажутся наиболее интересными. Сценарий там лучше всего.

Я вообще очень люблю Арабова и считаю его человеком гениальным. Мне кажется, что два его лучших сценария — это «Чудо» и «Русский ковчег» («Чудо» — для Прошкина, «Русский ковчег» — для Сокурова). Иное дело, что не случаен переход Арабова к другим режиссёрам, потому что, мне кажется, Сокуров с какого-то момента начал…

В чём, как мне кажется, проблема фильма «Телец» (который в кинокритических кругах назывался «Те́льце»)? Когда вы рассказываете о Ленине, взять больного Ленина и показать его беспомощность, как бы надругаться над этим — это очень лёгкое дело. Вы попробуйте поспорить с Лениным, когда он в полной силе, а не тогда, когда он перемножить 13 на 17 не может. Поэтому весь «Телец» проникнут такой странной, довольно рабской идеей, которая потом и в «Фаусте» звучит у Сокурова: человек в гордыне своей не должен (это же такой анти-Фауст на самом деле) слишком много познавать, не должен слишком менять мир. Вот «Телец» — это история о том, как Ленин хотел изменить жизнь, а жизнь вместо этого его покинула, сама его…

Как режиссёр он в некоторых картинах мне очень нравится, а в некоторых не нравится совсем. Мне не нравятся фильмы «Телец» и «Молох», потому что мне кажется, что там исследование идеологии подменяется исследованием патологии. Но мне очень нравится «Солнце», очень нравятся «Дни затмения», очень нравился (давно не пересматривал) фильм «Скорбное бесчувствие», совсем не нравится «Спаси и сохрани» («Мадам Бовари») и очень нравится его документалистика. Я думаю, что в документалистике у него есть фильмы, действительно создавшие новую школу. Это замечательно. А вообще моё отношение к нему сложное. Больше всего мне нравится «Русский ковчег».

Не стал бы я объяснять это какими-то гуманитарными соображениями, которых у Сталина не было. Сталин был антисемит, Эренбурга он не любил, хотя и высоко ценил роман «Буря» (именно потому, что роман «Буря» выражал любимую Сталиным идею – то, что мы антропологически новый тип человека; Европа не выдержала, а мы выдержали Вторую мировую). Но при этом он, конечно, Эренбурга не любил, и Эренбург был для него классово чужой. Просто Сталин был прагматик, и он понимал, что Эренбург был ему нужен. Он нужен был ему как публицист во время войны. После войны он перестал быть ему нужен, и срочно появилась заметка «Товарищ Эренбург упрощает». Потому что Эренбург продолжал ненавидеть Германию, а надо было уже…

Думаю, у Фаллады, особенно в романе «Каждый умирает в одиночку». Думаю, у Ремарка, особенно в  «Ночи в Лиссабоне». Я примерно понимаю, о чем вы говорите. Думаю, в «Докторе Фаустусе» есть интересные намеки. Иными словами, у писателей, прошедших опыт фашизма. Один из читателей предлагал Евангелие. Но в Евангелии другие темы, мне кажется, более значимые.