Видите ли, ни о каком кризисе жанра применительно к Пелевину точно говорить нельзя. Потому что пелевинские самоповторы не означают, что он не может написать хорошую книгу. Может. Но по разным причинам не считает нужным.
Что касается своего какого-то кризиса жанра, то, простите меня, говорить так следовало бы, наверное, значило бы гневить бога. Я вот уж на что пожаловаться не могу, так это на какой-то кризис в последнее время. Мне сейчас пишется как-то гораздо лучше, чем раньше. Другое дело, что я выпускаю романы не каждый год, но я могу себе это позволить. У меня нет контракта, который обязывал меня это делать. И я могу себе позволить роскошь проживать роман. Проживать его год, два, если понадобится три, а могу, написав его, не сразу его печатать. И я вот сейчас с радостью убеждаюсь, что, продержав в столе «Истребитель», я поступил правильно, потому что он встроился в более важный контекст. Вышла «Бомба», выходит еще несколько книг, фильмов, сериалов на сходную тему. И самое страшное, как сказано у Тургенева, сказать свое, да не вовремя. Поэтому о контексте приходится забыть. Я, и то, не убежден сейчас кому-то будет дело до этих коллизий, но может быть и к лучшему.
Что касается, что мы потеряли, читая Пруста. Это как фильм этот назывался. Видите ли, у меня к Прусту вообще довольно специфическое и сложное отношение. Я Джойса люблю гораздо больше. Пруста я признаю, Пруста я уважаю, Пруста я читал, Пруста я не люблю. Это не мое совершенно. Это бесконечно от меня далеко. Другое дело, что ничего я особенно не потерял, тратя время на Пруста. Потому что, во-первых, меня бы Кушнер просто перестал уважать, если бы я не прочел. А во-вторых, ну надо же понимать, из-за чего так много людей сходит с ума. Не зря Набоков его называл крупнейшим прозаиком первой половины века. Ну и, в-третьих, хорошо сказал кто-то о Самойлове: «Слуцкий свои плохие стихи пишет, а Самойлов плохие просиживает в ЦДЛ». Я мог бы, наверное, написать гораздо больше, но это было бы хуже. Я значительную часть своих плохих текстов я проездил в командировках, проработал в газете, просидел, но не в ЦДЛ — я никогда там много не сидел — но потратил на разного рода свидания, увлечения. И вот пока я Пруста читал, я тоже, может быть, не написал какой-нибудь ерунды. То есть, как говорил Мандельштам, простите, я все время ссылаюсь на авторитеты: если вам нужно будет написать, вы напишете. И никто из нас не должен ссылаться на обстоятельства, потому что то, что хорошо, то, что важно, то что для вас нужно, будет написано вопреки любым обстоятельствам. Может быть, пока я читал Пруста, я там не сказал кому-нибудь гадости, или не поссорился с девушкой, или не потребовал от друга слишком большого сострадания. Не знаю, я вообще как-то думаю, чем меньше вы общаетесь с людьми, тем лучше. Потому что есть занятия более осмысленные. Общение всегда мне представлялось суррогатом в каком-то смысле. Общение — ну только с людьми, которых я действительно люблю, а их немного.
