Вас ничего не напрягает в книге Михаила Зыгаря «Вся кремлёвская рать»?

Я с большим и жгучим интересом её прочел. Она блестяще написана! Мне очень нравится сам проект, потому что подать революцию как новостной повод, как цепочку блогов, как прямой репортаж — это изобретательно, многообразно. Там и Максимовская поучаствовала, и Парфенов, и всех он привлек. Шикарная идея!

Что касается параллелей. Ну, я сам же вижу эти параллели, понимаете, я сам на них настаиваю (Савинков/Савенко и так далее), они слишком буквальные. И мне кажется, что ничего дурного в этих аналогиях нет. Очень многие историки не любят как раз аналогии и, наоборот, настаивают на том, на чем Набоков в свое время настаивал в рассказе «Королек»: «Мир снова томит меня пестрой своей пустотой». Вот эта…

Да что же здесь интересного? Книга Зыгаря неплоха, но тут вот тот самый случай… Я об этом говорил. Это как Толстой, когда он прочитал первую часть купринской «Ямы» в восьмом году. Он вообще Куприну очень благоволил. И он сказал: «Конечно, он возмущается и негодует, но, негодуя, он всё-таки наслаждается. И от человека со вкусом это скрыть нельзя». Ну, чем наслаждался Куприн.

Тут, конечно, не шла речь о наслаждении всякой грязью. Но одно несомненно: Зыгарь, описывая, действительно наслаждается, и страшно сказать — он восхищается этими героями. Так мне показалось. То есть мне показалось, что книга полна любовью, полна даже она некоторого преклонения перед этими персонажами, хотя они не…

Обломовщина — это не социальное явление, это особый склад души, который имеет право быть и который действительно для Гончарова, может быть, и был спасительным. Вот то, что он писал «Обрыв» двадцать лет… За это время Тургенев успел написать «Дворянское гнездо». Из-за этого случилась знаменитая «Необыкновенная история» и так далее, когда Гончаров считал, что у него украден сюжет. То, что он двадцать лет писал «Обрыв» — это придало книге совершенно особый нерв, какое-то внутреннее напряжение, динамику. И она, конечно, скучная книга и многословная, но само это ощущение передает вязкость времени. Таланту все на пользу.

Да нет, конечно, не было. В конце концов, не такая оригинальная схема — сюжет «Обрыва», чтобы подозревать Тургенева в использовании рассказанного ему когда-то сюжета. Просто у Гончарова — человека с некоторыми душевными патологиями, которые усугублялись к старости, очень сильна была прокрастинация, описанная в «Обломове» им же. Он и роман этот («Обрыв») писал двадцать лет, он ему опротивел, превратился в анахронизм. А Тургенев писал быстро, стремительно написал «Дворянское гнездо», после этого — стремительно «Отцов и детей», да и «Накануне». И у Гончарова, видимо, было такое ощущение, что, пока он вдумчиво работает, Тургенев сшибает какую-то публицистику по верхам, чтобы быть…

Мне кажется, что обломовщина — это не внутренняя эмиграция, это прокрастинация. Не надо умножать сущности, не надо красиво называть то, что является шагом назад, что является деградацией. Гончаров оправдал Обломова, как всегда человек, особенно русский писатель оправдывает болезнь, вместо того, чтобы разоблачать. Это, кстати, не только русские писатели: вот Голсуорси взялся разоблачать Форсайтов, потом оказалось, что те, кто идет на смену Форсайтам, во многих отношениях еще хуже. И появился «Конец главы». Мне кажется, что обломовщина — это болезнь психическая, болезнь соматическая. Говорят, за прокрастинацию отвечают лобные доли мозга — не знаю, не специалист. Но это вещь, которую надо…

Я думаю, что, во-первых, приведенные признаки постмодерна не императивны. Роман в романе — довольно частый прием. Вообще, признак шедевра — это такое его иконическое изображение, автопортрет, камео автора. Микромодель шедевра в шедевре, как, скажем, портрет работы Михайлова в «Анне Карениной», постулирующий новые принципы культуры. Что касается четвертой стены… Ну и господи, роман в романе — «Вор» Леонова,— что это, постмодерн? Нет, конечно. У постмодерна другие признаки. Четвертая стена здесь, на мой взгляд, ни при чем. Это все теоретизирования людей, которые пытаются понять, что такое постмодерн. Постмодерн, несомненно, был. Но постмодерн — это то, что наступает непосредственно…

Облом Обломова — в его психической болезни душевной. Нельзя этого отрицать и скрывать. Ею страдал и Гончаров. Я думаю, это могло называться синдромом Обломова или синдромом Гончарова. Почетнее, конечно, Обломова, потому что это было бы названо в честь вымышленного лица, которое оказалось столь живым, что затмило автора. Да, наверное, это синдром Обломова. Это страх перед жизнью, то, что появляется как синдром Антипова в романе Трифонова «Время и место»; страх перед жизнью, нерешительность, конформизм, страх перед действием, страх перед выходом из дома,— прокрастинация, грубо говоря. Беда Обломова — прокрастинация. Но Добролюбов придал этому социальное значение и, наверное, в России…

Видите ли, объективно, по факту, вы безусловно правы. Но вопрос в том, что герой-то любим автором, и больше того, он любим Ольгой, которая не случайно ведь Ильинская — там все значимые фамилии в этом романе. Наследие классицизма торчит. Штольц — это гордыня, Пенкин — это пенка, поверхностность, Тарантьев — такое мелочное раздражительное тарахтение, Судьбинский — карьерист, целиком зависящий от судьбы, а не от талантов. Оболомов обломался, он не виноват: жизнь его обломала. Его трогает жизнь, описывая свой невроз, Гончаров пришел к его оправданию. Объективно, конечно, Обломов ужасен. Но в том-то и дело, что русская литература, стремясь разоблачать, кончает тем, что…

Мне кажется, Достоевский о Петербурге вообще имел очень приблизительное представление. Он не любил этот город. Описывая Петербург, он описывал Лондон Диккенса. Настоящий Петербург — город светлый и праздничный, а вовсе не то вонючее царство подполья, которое описано в «Преступлении и наказании». Достоевский не очень любит размещать действие в Петербурге. Он как-то стремится в Скотопригоньевск. Или в Москву, как в «Идиоте», там значительная часть действия происходит. Петербург он ненавидит, там за ним все время следят ужасные глаза Рогожина. Мне кажется, что Достоевский по природе своей скорее москвич, он воспринимает Петербург как мечтатель из «Белых ночей», все-таки как гость, в…