Это не совсем, так сказать, изложимо в рациональных терминах. Как любит говорить Андрей Кураев, повторяя мысль какого-то из великих богословов: «Бытие Божие не доказуется, а показуется». «Выше стропила, плотники» — кстати, как и многие тексты Чехова, любимого Сэлинджером, как и многие тексты Кафки,— они сильны эмоцией, а не мыслями. Эмоция же там очень проста. Это, с одной стороны, разоблачение такого подросткового и солдатского высокомерия при виде обывателей, потому что это высокомерие само по себе неплодотворно, и где нет любви, там нет и понимания. Ну а с другой стороны, это такое нарастающее чувство ужасной духоты, ужасного диссонанса с миром, которое не может ничем разрешиться.
Когда мы прочтём то, что у Сэлинджера лежит в архиве — в частности, рассказ о посмертном опыте Симора Гласса, прямое продолжение «Рыбки-бананки»,— вот тогда мы, может быть, поймём, как в его сознании этот конфликт разрешается. Для меня вот то, что переживает Бадди в «Стропилах»,— это такая довольно естественная эмоция: бесконечное раздражение от людей, чувство своего бесконечного одиночества. Я понимаю, что это нехорошо, и я понимаю, что это даже в каком-то смысле негуманно, но Бадди всё-таки прав. И прав Симор. Потому что то, что происходит с Симором, то, что происходит с Фрэнни и Зуи вообще во всём цикле о Глассах — это отчаяние при столкновении с миром абсолютно чуждых существ.
Вот «Wise Child» («Умное/мудрое дитя», вот та программа, в которой они участвовали) — это такая несколько идеальная среда. Семейка Глассов — это совершенно особая стратегия, совершенно особая история. А их попытка столкнуться с миром… Симор пытается в «Хэпворте» испытывать любовь к миру, ему даже кажется, что весь мир в каком-то добром заговоре против него, но он же не преуспевает в этом. В этом есть какая-то экстатическая ложь. Симор наиболее честен тогда, когда он в последнем своём появлении, когда он в этой предсмертной поездке в лифте (в «Рыбке-бананке») кричит: «Что вы уставились на мои ноги?!» Вот эта бесконечная ненависть, бесконечное отвращение и раздражение — это нормальная эмоция и для человека, вернувшегося с войны, и для человека, выросшего вот в такой среде, как Глассы.
