Вот мне Умберто Эко как-то сказал, что производственный роман — это жанр легитимный, высокий, потому что есть дети Марии, а есть дети Марфы. Ну, понимаете, что это отсылает к Евангелию, к стихотворению Киплинга «дети Марфы»: Мария сидит у ног Христа и слушает его, и от неё идёт — любовные романы и психологические. А Марфа подметает по дому, кто-то должен подметать, и от детей Марфы идёт роман производственный. Почему он не появился— понять довольно легко. Потому что большая часть того труда, который имело смысл в России воспевать, то есть труда на благо военных, летчиков, ракетчиков и так далее, этот труд был засекречен. А потом всё-таки понимаете, трудовой процесс, если его правильно описать, ну, описать, например, процесс создания самолета. Это очень увлекательно. Об этом говорили Луцкая и Саморядов: «Сочиняет детей чугунных богов». И вот, например, там «Нежность к ревущему зверю» — замечательный роман двухтомный, в котором описываются будни летчиков-испытателей. Мне перед «истребителем» приходилось его интенсивно перечитывать. Это глубокая и замечательная книга. Правда там всё равно самое интересное касается любовных линий. А вот описать именно трудовой процесс до этого почему-то руки не доходили, но, наверное, связано с тем, что, во-первых, отчасти самые интересные вещи в российском трудовом процессе были всё-таки засекречены, ну а во-вторых, с тем, что производственный роман был очень идеологизированный.
Вот если бы Хейли приходилось писать романы о социалистическом производстве — это, думаю я, был бы плохой роман. Когда у нас появится свой нормальный такой трудовой процесс, когда у нас начнут работать нормально, а ведь это предполагает всё-таки определённую собственность на результат производства, а не только на его средства. Когда у вас всё можно отнять, кто же тут будет работать всерьёз? Наверное, надо работать так, чтобы процесс труда доставлял определенную радость и азарт. И, кстати говоря, у Катаева во «Времени вперед», невзирая на всю дешёвую поверхностную экзальтацию этого романа, определенные пролегомены к производственному роману есть. Просто там социалистическое соревнование описано. Ну лживо. Фальшиво и с огромным количеством экзальтированных персонажей, которые там, значит, ночами не спят, лишь бы обогнать Харьков. Это всё выдумано. Это видно, что выдумано. Видно, как он сидит в Париже и выдумывает. А написать нормальный производственный роман было бы очень интересно. Но тогда вопрос: для кого это производство? Зачем? Как снять главный вопрос — зачем? Если это работа на дядю.
Дело в том что у Хейли ведь, собственно, речь идет о выживании, как скажем, «Посадочная полоса 08» — гениальная история. Там ситуация выживания. А у нас вот был фильм «Экипаж» я, кстати, думаю, что сценарий Дунского и Фриделя — это гениальный производственный роман, но просто там опять же экстремальные ситуации — экстремум.
А вот описать сегодняшнее производство. Оно ради чего? Я понимаю фаустианскую задачу летчиков-испытателей тридцатых годов — оно ради рекорда. У меня там есть диалог Чкалова с Мермозом. Мермоз был такой лётчик-рекордсмен, француз. И там переводчица, не буду говорить кто там переводчица, хотя это Аля и реальная Аля, та самая Аля, переводила нашим на французском салоне. Она их спрашивает: «Вы для чего летаете?». И вот они летают на разном топливе. Мермоз на топливе абсолютного идеализма. Чкалов на топливе— вот государственнической мысли. И не очень понятно. Ну гибнут-то оба практически одновременно, и вот, вот это для меня серьёзно. Но во имя чего совершать производственные подвиги? Это вопрос не праздный. Это делается ведь не для игры, не для развлечения, не для проведения жизни. Это делается, в конечном итоге, для утверждения человеческого личного величия. Но социализм не очень с эти монтируется.
