Думаю, потому, что общая атмосфера этой картины — нарастающее клиническое безумие всех абсолютно участников сюжета: Сталина, который умирает на даче, Берии, который кричит, что «тиран умер», врача. Хрусталёв там ведь, как вы понимаете, челядь, а главные персонажи… Словами «Хрусталёв, машину!» Берия обозначил смерть Сталина. А по-настоящему сам Хрусталёв, который тоже один из представителей этой челяди, сталинский шофёр, он тоже одержим тем же безумием. Потому что пока Сталин, умирая, лежит у себя на даче, никто не решается войти к нему. И только вот этот осуждённый врач (выдуманный, конечно, Германом) срочно добывается из мест заключения, куда его уже отправили, и направляется лечить верховного пациента. Все остальные охвачены безумной паникой, безумием страха и ненависти.
И сам этот герой, сам этот доктор — он тоже сходит с ума от страха, потому что он увидел двойника, которого ему подбросили. Такая практика была. Он уже доходит до того, что стука, тени собственной боится. Он постоянно подбрасывает вот эту монету: если всё будет хорошо, то она упадёт на «орла». Потом он пытается сбежать (и ему это почти удаётся) и среди жутких людей в электричке пытается затеряться. То есть все охвачены маниями, безумиями, страхами. И помните замечательную реплику вот этой полубезумной тоже старухи, которая перемещается по квартире и повторяет: «Сны, сны…». Да, это такой страшный сон.