Это картина о смерти тирана и о том, что наступает после. Но для меня как раз главная тема «Хрусталева» — это не смерть. Для меня главная тема «Хрусталева» — это возникновение религиозного чувства. Если помните, там есть эпизод, где мальчик в уборной начинает молиться. Его так задушила жизнь, его так на протяжении всей картины давит плоть мира, его так давит собственное предательство отца (помните, он там позвонил, когда отец вернулся, позвонил донести), что, когда он задавлен всем этим и загнан в коммунальный сортир, взгляд его поневоле обращается к небу, потому что больше он ни на что смотреть не может. И в этом мне видится главный смысл картины. Это главный её эпизод.
Хотя там очень много всего, она многослойная, она чрезвычайно трудно воспринимается. И там много того, что я не только не воспринимаю, но и не принимаю. Я, в общем, не раскаиваюсь в своем первом довольно скептическом отзыве, но тем не менее «Хрусталев, машину!» — это циклопическое, великое творение, и для меня оно при всей трудности его восприятия, при всей трудности адаптации к нему, для меня это великое религиозное высказывание.
Пожалуй, я больше люблю «Трудно быть богом», ну, потому что это условность, фантастика, и потому что это гораздо более насмешливая, гораздо более в каком-то смысле жесткая картина. Да и просто я больше люблю про Арканар, чем про сталинский Петербург и сталинскую Москву. Для меня «Трудно быть богом» — главная картина Германа и лучшая. Но я и «Седьмого спутника» люблю, и «Лапшина». Больше всего люблю, наверное, «Двадцать дней без войны». И вот, конечно, в «Хрусталеве» есть несколько эпизодов, где он монету подбрасывает, в частности, или вот эта сцена дикого соития с учительницей, «Природа подарила нам предварительные ласки». Все это для меня, конечно, какое-то огромное художественное явление.
