Почему Евгений Шварц тратил много времени на дневниковые записи о своем детстве и юности?

есть три вещи. Во-первых, внутренне богатство, разнообразие, сложность мира. Во-вторых, конечно, для меня очень важным критерием остается внутренняя близость, механизм душевных реакций, их скорость, тип. Третья вещь, которая меня всегда привлекает необычайно… Это то, что Жолковский назвал «синтезом пацифистских и милитаристских установок». Вот, эту формула, лучше которой про Окуджаву ничего не сказано. То есть чтобы человек не был уверен в своем правильном существовании, во многом сомневался, чтобы он был трагической личностью во многом. И при этом – чтобы он умел свое отстаивать до конца, как Шварц, который казался и робким, и каким-то чересчур интеллигентным. И эти вечно дрожащие руки…

Ну вы как-то очень тоже по-женски и даже, я бы сказал, по-феминистски понимаете этот момент. Страх перед любовью — это не страх превращения в зверя (хотя, конечно, момент какого-то возвращения, провала в архаику тут тоже есть). Шварц говорит о синдроме вообще страха перед любовью, о боязни сильных чувств. Вот он говорит: «Как ты смел её не поцеловать?!— помните, говорит художник.— Я же всё для этого сделал: я завалил снегом эту гостиницу, я перекрыл все дороги, я собрал вас вместе — ей некуда было деться. Почему ты её не поцеловал?» Там финальный монолог: «Слава безумцам, которые любят, зная, что этому будет конец». Почти стихи, почти дактиль.

Да,…

В общих чертах она о том, что сон разума рождает чудовищ, что во сне мы видим тени, что в теневом мире, где просвещение отменено, а сон стал тотальным,— в нем зло хозяйничает. Что мир теней и снов (они, как вы помните, в двоюродном родстве) продуцирует в результате самые негативные явления. Это мир фашизма, мир тоталитаризма; мир, в котором нормальным становится теневое, и получается такой негатив. Тень правит миром, тень забывает свое место. Там же можно как её заклясть? Крикнув: «Тень, знай свое место!». Эту формулу, насколько я помню, Шварц придумал, у Андерсена этого нет. Вот эта идея «Тень, знай свое место» — то, что надо сегодня крикнуть. Да, мы живем сегодня в мире…

Проблема пола — это то, что как раз у Саши Черного очень точно отражено:

Проклятые вопросы,
Как дым от папиросы,
Рассеялись во мгле.
Пришла проблема пола,
Румяная фефела,
И ржет навеселе.

Тут могу вас только отослать к своей статье, предваряющей антологию «Маруся отравилась». Там речь идет о том, что сексуальная революция — это не следствие революции социальной, а скорее наоборот, следствие разочарования в ней, бегство в такие оргиастические увлечения, такие афинские ночи а-ля малашкинские повести или повести Глеба Алексеева («Дунькино счастье», «Дело о трупе»). Все эти оргии в среде комсомола, то есть Серебряный век, опущенный на уровень…

Я бы так не сказал. Был широкий прокат и у Звягинцева, был широкий прокат и у «Кислоты». Мое отношение к ней — другая проблема, но это вполне авторское кино. И был вполне широкий прокат у «Аритмии», да, в общем, у многих фильмов, хотя мне как раз «Аритмия» нравится гораздо меньше, а вот «Обычная женщина» — это, по-моему, шаг вперед все-таки от некоторой идиллии. Я доброго Хлебникова не люблю, я люблю его злым. Мне кажется, что проблема-то в другом. Цензура сама по себе не благотворна. Текст Льва Лосева о благотворности цензуры «Эзопов язык в русской литературе: современный период» — магистерская его диссертация — был в известном смысле издевательским, пародийным. Цензура благотворна в одном смысле:…

я был бы счастлив, но мне кажется, что это как-то поперек шварцевского образа. Мне кажется, что Ланцелот и Дракон — это разные биологические виды. И играть их не должен один актер, как один актер не должен играть Джекила и Хайда, потому что Джекил и Хайд подчеркнуто разноприродные. Хайд — маленький, белесый, а Джекил — большой и красивый. Нельзя играть одному актеру Ланцелота и Дракона. Это профанация, понимаете? Это не просто искажение шварцевского замысла, а это такая постмодернистская игра, при которой вы уравниваете добро и зло. Сговор бога и дьявола — это постмодернистская идея из прозы Сергея Лукьяненко. Это идея, довольно распространенная в мире. Это идея, как я уже говорил, фаустианская.…

Евгений Шварц всю жизнь думал, что он не умеет писать, что его сказки — это что-то несерьезное. Это подход, очень характерный для гения — такая неуверенность в себе. Когда он понимает, что то, что он делает — очень хорошо, но вместе с тем думает, что это никому не нужно, что это слишком уязвимый. Его очень обидело мнение Ивана Соллертинского, что «Тень» — это Ибсен для бедных. Почему? Мне кажется, что Евгений Шварц, безусловно, был прав и трогателен в чем-то, считая, что ему нужно научиться писать прозу, и может быть, он написал бы великую прозу, если бы бог дал ему больше времени. Но эти его прозаические упражнения имеют ценность, на мой взгляд, двоякую: с одной стороны, он действительно таким образом…

Ну, видите ли, у Шамиссо это история совершенно конкретная: когда человек продает тень, он продает свою душу. Тень выступает здесь как феномен души. Кстати говоря, эту же тему использовал Уайльд в «Рыбак и его душа». Помните, там как Рыбак избавился от души? Он отрезал у ног свою тень ножом, который дала ему молодая ведьма рыжая. Понимаете? Потому что тень — это дух, это то, чего нельзя потрогать. «Зачем мне моя тень, что мне в ней проку?» Да? Иное дело у Шварца это приобретает совершенно другую коннотацию — там это теневая сторона души.

Вот если кто умеет писать страшное, так это Маша Галина. Она живет в Одессе сейчас, вместе с мужем своим, прекрасным поэтом Аркадием Штыпелем. И насколько я знаю, прозы она не пишет. Но Маша Галина – один из самых любимых писателей. И вот ее роман «Малая Глуша», который во многом перекликается с «ЖД», и меня радуют эти сходства. Это значит, что я, в общем, не так уж не прав. В «Малой Глуше» есть пугающе страшные куски. Когда там вдоль этого леса, вдоль этого болота жарким, земляничным летним днем идет человек и понимает, что расстояние он прошел, а никуда не пришел. Это хорошо, по-настоящему жутко. И «Хомячки в Эгладоре» – очень страшный роман. Я помню, читал его, и у меня было действительно физическое…