Видите ли, проблемы кризиса среднего возраста в XIX веке не было. Была проблема лишнего человека. Можно сказать, что, например, «Обрыв» — самая толстая, самая фундаментальная и самая искренняя, аутентичная книга о кризисе среднего возраста. То, что переживает Райский, и то, что переживал в это время Гончаров, который был его несколько старше, но типологически очень похож — это, наверное, и есть кризис среднего возраста. Но просто термина такого тогда не было.
Это то, что замечательно сказано у Гандлевского: «Самосуд неожиданной зрелости — это зрелище средней руки». Такая парономазия «зрелости» и «зрелища» — это довольно глубокая мысль. Потому что действительно это зрелищное явление, когда человек начинает кричать: «Мне 35 лет!», и получается такой или «Преждевременный человек» Роома, или калькированная с него «Неоконченная пьеса» Михалкова.
Но мне кажется, что если брать именно советское явление кризиса среднего возраста, то это, как правило, именно кризис нереализованности, кризис дурно растраченных возможностей. Я не думаю, что это общебиологическое явление. Тот же Миша Ефремов всегда говорил: «Кризиса среднего возраста не бывает. У каждого он свой, средний возраст». Бывает недовольство своей жизнью после 40, которое для мыслящего человека естественно. Если человек после 40 считает, что он жил правильно, считайте, что он не жил.
Но если брать именно тексты советской эпохи, которые рисуют нам этот самосуд неожиданной зрелости, думаю, что в первую очередь это Трифонов «Предварительные итоги» (они и есть предварительные), во вторую Аксенов с «Ожогом». И хотя сам Аксенов в разговоре со мной назвал «Ожог» истерической книгой, но иногда истерика — это не самое плохое, что сможет с вами случиться. Если вы честно переосмысливаете свою жизнь, то, знаете, как не впасть в отчаяние.
Наверное, определенные коннотации, определенные отсветы этой темы кризиса среднего возраста есть в сценариях Шпаликова — прежде всего «Прыг-скок, обвалился потолок» и «Все наши дни рождения». Это литература, конечно. Тем более, что как кино это до сих пор так и не состоялось. Это, как определила эту тему Наталья Рязанцева, «как хорошие люди не могут жить ни сами с собой, ни друг с другом». Это, конечно, феномен кризиса среднего возраста, который потом определенным образом, кстати, преломился в советском кино — в позднесоветском кино.
Ну, Вампилов «Утиная охота» — это то же самое, в общем, про это же. Только там герой, по-моему, уже очень омерзительный. Хотя у некоторых он вызывает горячее сочувствие. У Вампилова, я думаю, не вызывал. Зилов — это анти-Вампилов. Созвучие только подчеркивает эту полярность.
В драматургии вообще эта тема хорошо решается. Еще раз говорю: потому что она зрелищная, потому что она театральная. Это вообще очень зрелищно, когда состоятельный, состоявшийся, вроде бы успешный человек начинает публично рвать на себе рубаху. Кризис среднего возраста — это драматургическая вещь, что и подчеркнуто, кстати, фильмом Гарика Сукачева. Это вообще очень театральное явление. Театральное прежде всего потому, что человеку в этот момент нужен собеседник, и он ведет себя театрально. Он действительно рвет рубаху на груди и нуждается в том, чтобы на него смотрели. Ему нужны какие-то бинты общественного внимания.
И стихов довольно много написано на эту тему. Думаю, что вся книга Кушнера «Голос*», в общем, является таким манифестом кризиса среднего возраста. Вообще кризиса страны, если уж говорить серьезно. Это книга абсолютно гражданственной лирики. Хотя там очень мало собственно гражданских стихов. Уже в «Письме» были все приметы кризиса, но это по-настоящему взорвалось в «Голосе». Я помню, я Кушнеру в одной из первых встреч восторженно сказал, какая классная книга «Голос». Он говорит: «Я эту книгу не люблю, она кризисная. Но утешает меня одно: по крайней мере, тогда так никто не писал».
Действительно, «Голос» как-то очень выламывался. Вот здесь звучит голос Кушнера — то, за что мы его любим. Понимаете, голос желчный и довольно ядовитый. Я тут прочел в 10-м номере «Нового мира» кушнеровскую подборку. В общем, юбилейную — она как бы к 85-летию, но какие же там молодые стихи! Какие они ядовитые! Стихотворение про хандру — это как будто в 28 лет написано, когда он начал. Кушнер вообще умудряется… При том, что его считают поэтом счастья, он именно поэт тоски, дурного настроения. Он умеет об этом говорить с иронией, как никто.
Дымок от папиросы
Да ветреный канал,
Чтоб злые наши слезы
Никто не увидал.
Если у вас сейчас кризис среднего возраста, то книга «Голос» и во многих отношениях, конечно, «Таврический сад» вам лягут просто как бальзам на нутро. Ну не бойтесь выкричаться. Это та ситуация, когда надо иногда истерить.
