Можно ли назвать типичной болезнью модерна — попытку с помощью предписаний создать сверхчеловека, а в итоге получить недочеловека?

Миф о Сизифе, абсурдность человеческого бытия не имеет ничего общего, я уверен, с «Темной башней». Потому что миф о Сизифе доказывает бессмысленность и героизм человеческого существования, а «Темная башня» Кинга доказывает конечность и замкнутость мира, его какую-то странную интуицию о том, что пройдя путь, возвращаешься к началу. Это та же мысль, что и у Стругацких падающие звезды: это люди, которые упали с края мира, но попали в него же. Так мне кажется. Хотя я не исключаю, что Кинг читал Ницше, но, наверное, он его весьма поверхностно усвоил, как вся американская массовая культура. Я помню, как Шекли говорил мне в интервью: «Ницше — хорошее чтение для 14 лет. В 15 его читать уже…

Конечно, продиктована. Надо сказать, что любимым писателем Шекли, Азимова и, уж конечно, Кларка был в детстве Ницше. Потому что он предугадал эру, когда человек шагнет за пределы обязательного, когда он станет хозяином своей судьбы. У Ницше очень много мыслей о том, что человек рожден пересоздать себя. Его формулировка: человек — это усилие быть человеком. И вот эта идея пересоздания, идея скачка, прыжка,— она удивительно точно почувствована его интуицией. Иной вопрос — конечно, на этом пути есть риски. Но, как правильно совершенно сказал Томас Манн о том же Ницше: «Если эта нация не умеет ценить своих титанов, пусть она их больше не производит».

Очень симптоматично, что Ницше…

Конечно, это некоторые пролегомены к фашизму. Впервые это противопоставление (такой quantum satis) появляется, конечно, у Шпенглера в «Закате Европы», во втором томе особенно. Я Шпенглера очень не люблю, потому что само противопоставление цивилизации и культуры, которое назрело тогда, о котором многие говорили,— это, мне кажется, глупость. Я думаю, что два человека — Шпенглер и Гумилёв — больше всего сделали для того, чтобы эта глупость вкоренилась. Дикость и варварство стали этим людям казаться утверждением самобытности, пассионарности, усталости от цивилизации.

Вспомним, когда Курт Ван в начале «Городов и годов», в начале войны кричит Андрею Старцову: «Всё, Андрей,…

Произведения я вам такого не назову, но «Рассуждения аполитичного» Томаса Манна — это книга ницшеанца и в некотором отношении романтика, и в этой книге проследить генезис фашизма проще всего. Слава богу, что Томас Манн благополучно это заблуждение преодолел. Связь романтизма и фашизма наиболее наглядно показана в «Волшебной горе»: иезуит Нафта высказывает там очень многие романтические взгляды. Наверное, у Шпенглера можно найти очень многие корни фашизма и последствия романтизма. Противопоставление культуры и цивилизации, безусловно, романтическое по своей природе. То колено, тот сустав, где романтизм соединяется с фашизмом, проще всего обнаружить у Ницше, потому что… Я прекрасно…

Общее то, что они порождены ощущением некоего эволюционного тупика или, если угодно, эволюционного гэпа — какой ступеньки, которую надо перепрыгнуть. Это ощущение исчерпанности одного проекта и начало другого. Ну а различия их, вероятно, в том, что сверхчеловек Ницше отличается таким несколько избыточным пафосом и высокомерием. Он занят главным образом трудом творческим, строго говоря, не трудом, а таким пароксизмами, судорогами.

Люден Стругацких — это прежде всего профи. Прежде всего профессионал, причем ориентированный прежде всего на профессии, ещё не существующие, как например, прогрессор или контактер. Кроме того, сверхчеловеку Ницше присущи очень многие…

Понимаете, Сократ был, конечно, модернистом для своего времени. У каждой эпохи есть свой модерн, и, если говорить о том, что я имею в виду под модерном, то я имею в виду, конечно, эпоху начала XX века, которая характеризуется совершенно конкретными чертами: в первую очередь, идеями моральной ответственности, идеями материалистическими в основе своей, идеями совершенно материального подхода к психологии, к биологической эволюции, к экономике. Маркс, Фрейд, Ницше и, в огромной степени, конечно, Дарвин,— вот четыре кита модерна.

Ницше, кстати, тоже вполне рационален в своей антицерковности. Он выступает за независимого человека, человека без предрассудков, человека…

Вот здесь, видите, я могу посоветовать. Но как бы лечение не оказалось страшнее болезни. Вашему мальчику-мизантропу я могу посоветовать книгу, от которой он не оторвется. Более того, после которой он будет читать очень много, после которой, в пожалуй, в его сознании даже произойдет переворот. Но хотим ли мы этого? Ведь это книга с неочевидными последствиями.

Если мальчику в 13 лет подкинуть «Пол и характер» Отто Вейнингера. При этом, если мальчик является мизантропов, после нее он может стать еще и женофобом. Книжка очень провокативная, очень умная и очень опасная. Не зря автор застрелился в 23 года. Может ли это вызвать у него интерес к чтению? Да, почти наверняка вызовет. Но опять-таки, но…

Он не безумец. Безумен он был в последние 11 лет жизни. Зерна этого безумия в нем жили всегда, но, знаете, Ницше  – это всего лишь пример человека, который позволил себе заглянуть в бездну. И она посмотрела на него.

Во-первых, письмо афоризмами, такое дискретное, отрывочное, из которого выросли впоследствии по-разному и Розанов, и Шкловский, и Витгенштейн, – это Ницше. Афористика вместо последовательной, скучно изложенной системы. Во-вторых, ницшеанство как философия творческого преодоления, преодоления себя, человека как того, что должно преодолеть себя, – это безумно соблазнительно и, в общем, здорово, приятно. 

Также нельзя не отрицать его огромного…

Очень точно совпадает, но ведь проблема в том, что ресентимент по определению Ницше (по-моему, это из «К генеалогии морали») — это и есть мораль, построенная на чувстве рабства; мораль, построенная на гиперкомпенсации с точки зрения раба. А любая гиперкомпенсация, как, например, логоцентризм в ущерб реальности, всегда ведет к мерзости. И у меня тоже такое ощущение, что именно рабская гордыня — это то, от чего афроамериканская литература, начиная от любимца моего Данбара, активнее всего убегала.

Я, кстати, собирался по подсказке Пановой написать статью про Вейчела Линдсея в ближайший «Дилетант», ведь как-никак, он — основатель рэпа. Его поэма «Конго», которую он исполнял, кочуя по…

Понимаете, говорить «писателю нужно» — это то же самое, что и говорить «писатель должен». Да никому он ничего не должен, в общем. Конечно, за талант спросится, но не вы талант давали, не вам с него и спрашивать. Поэтому «нужен», «должен»… Пушкин скептически относился к необходимости знания философии. Он говорил: «Мы еще до этого не дожили, нам надо сначала построить общество. Вот нам сбрасывают веревку в яму, а мы сидим и спрашиваем: «Веревка — вещь какая?». Так он издевался над «любомудрами», но в принципе, почему бы всю философию не обозвать такими пустыми умствованиями? Это не очень правильно, с моей точки зрения, но объяснимо. Во всяком случае, я эту позицию могу понять. А если говорить о…