Да его, я думаю, опровергать не надо. Все-таки Ницше работает на довольно тонкой грани между искусством и философией, между наукой и эстетикой, поэтому не думаю, что стоит с ним уж так полемизировать. Ницше описывает определенное состояние, пограничное состояние культуры. Витгенштейн, который тоже писал афоризмами (во всяком случае, в «Логико-философском трактате») в предисловии честно предупредил: «Эта книга понятна будет тому, кто уже думал в этом направлении». И я, в общем, совершенно солидарен с такой позицией. В принципе, это можно было написать на всех книжных обложках.

Мы напрасно думаем, что великая книга предназначена так уж всем. Она предназначена или тем, кто…

Нет, вы насчёт Южного полушария не торопитесь. Всё-таки Израиль — это Северное полушарие, а оно, так сказать, до экватора, но дело не в этом. Насчёт «северного неба» я понимаю — вы имеете в виду просто географически то, что мы севернее, холоднее, холод такой. Да, у Бажова действительно описано, что именно в церкви подаренье Хозяйки Медной горы, малахитовая шкатулка, «тяжелели серьги, синели пальцы, браслеты наливались тяжестью».

Но потом, какая штука? Христианство не было органично для советской власти, а тексты Бажова — это произведения глубоко советские и написаны для того, чтобы легитимизировать, придать корни советской власти. Сталин… Ведь это, понимаете, миф, что он…

С напряженным интересом. Как мыслитель, он мне крайне интересен. Как политик, вызывает неприятие. Как философ и поэт, огромное уважение. Масштаб личности, способность к диалогу с оппонентами, убежденность, поэтический талант, сделавший «Ориентацию Север» великолепным сборником поэтических афоризмов — всё это очень талантливо и любопытно.

Другие разнообразные претензии к Джемалю — как говорил о нем Веллер, симпатичный и опасный враг — у меня не было таких ощущений. Я всегда испытывал скорее жгучую солидарность с ним. Его ранняя смерть вызывает у меня… Ну, ранняя, потому что он умер в расцвете сил и таланта. Смерть талантливого человека всегда кажется ранней. Недореализованность…

Сложно отношусь. Понимаете, я ко всему Южинскому кружку отношусь очень сложно. Мамлеев и тот, при всем его таланте, не вызывает у меня однозначного восторга, он все-таки создал духовную среду, которая могла привести как к духовным прозрениям, так и к духовным падениям. Все опасно, нет безопасных идей. Но эта среда была подпольной в «достоевском» смысле и такой довольно сектантской.

Головин как поэт представляется мне талантливым, но не более. И даже талантливым весьма средне на фоне многих авторов его поколения, но его образ жизни, эксперименты, его поиски всякого рода оккультных знаний вообще не вызывают у меня никакого интереса и сочувствия. Мне все это кажется каким-то…

Насчет неоромантиков не знаю, и, главное, мне кажется, что сам термин «неоромантизм», он не вполне корректен. Если уж на то пошло, то неоромантизм — это фашизм, а может быть, экспрессионизм. Ну в общем, кто такие неоромантики, сказать трудно. Это термин условный. А влияние Ницше на мировую литературу, как и влияние всякой философии, было не идеологическим, а, как ни странно, формальным — чисто литературным, довольно поверхностным. Но именно Ницше ввел в моду фрагментарность и афоризм. До него так не писали. Я не думаю, что учение Ницше, которое, вдобавок, ещё очень сложно и легко трактуется взаимоисключающим образом, ну оно слишком размыто, чтобы быть строгой наукой. Оно может повлиять именно и…

Он отнюдь его не избежал! Советская эзотерическая традиция была для Пелевина питательной средой, он вырос из всех этих кружков, читающих Кастанеду, обменивающихся бледными ксероксами Блаватской, которые я застал. Я в Школе юного журналиста прочел Блаватскую, а на первом курсе, в 1984 году, у нас была преподавательница, вхожая в кружок Аллы Андреевой, вдовы Даниила Леонидовича, и я… Кстати говоря, Леонид Николаевич тоже был близок к эзотерическим кругам. Даниил Леонидович был гений, и я ни секунды в этом не сомневался. И я в 1984 году на первом курсе вместо того, чтобы внимательно изучать историю зарубежной печати и, в частности, марксизма, читал «Розу Мира», которую нам давала эта добрая и…

Вот это очень принципиально: вы Север с Востоком не путайте. Север — это во многих отношениях дисциплина казарменная, насилие над личностью и такой культ власти, а Восток для него — это «два достойных занятия для мужчины — война либо поэзия». Либо воин, либо дервиш, а можно и сочетать. Лермонтов во многом такую самурайскую версию христианства рассматривает: он воин прежде всего, воин и поэт. И для него, конечно, Север — это то, от чего хочется сокрыться за стеной Кавказа. Метафизика Севера, как она описана у Джемаля в «Ориентации — Север», и метафизика Востока, как она описана у Лермонтова,— это совершенно разные вещи, сходные только в одном: только в том, что гедонистический культ юга, культ…

Павел, видите ли, невротизация хороша не любой ценой. В невротизацию в отрыве от противоположного пола я не верю. Мне кажется, та невротизация, о которой я говорю,— это всё-таки прежде всего элемент тщеславия или страха смерти. Но в аскезу как в стимул я не верю. Это вечная дискуссия, в своё время она была между Джемалем и Лимоновым. Джемаль утверждал, что лимоновская утопия в «Другой России» не верна и не универсальна, потому что там идея сексуального комфорта, а сексуальный комфорт никогда не приводит к интеллектуальному взрыву. Я думаю наоборот. Я думаю, что аскеза, как это описано в «Имени розы», способна привести к очень болезненным извращениям, а сексуальный комфорт — к творческому…

Если у вас ребёнок, который читает в три года, он разберётся без вас. Вообще лучше всего начинать, конечно, с Туве Янссон, с ранних и совсем детских вещей Гайдара. Вот «Пеппи Длинныйчулок» — да, в пять лет вполне. В три — не знаю. Из стихов, которые в три года… Дина Бурачевская пишет прелестные детские стихи, кстати. Их можно найти, они очень хорошие, правда. И потом, почему вам мало Барто, Маршака и Чуковского для человека, которому три года? Это и так колоссально много. Можно ему почитать хорошие переводы хороших американцев — например, Эдварда Лира, Бёрнса.