Уральская литература, уральская литературная школа возобладала в СССР в 30-е годы, сменив одесскую. Для одесской был характерен культ иронии, культ формы, трикстер в качестве главного героя, романтизм несколько блатного свойства, — в общем, все, что есть в книге Багрицкого «Юго-запад»: сочетание отваги и отчаяния, романтики, иронии, скепсиса. Замечательная, в общем, такая романтическая ирония. Ну и культ формы, конечно, культ лаконизма. При отсутствии идеологии форма — единственное, что спасает; при святом, сакральном отношении к профессии.
Уральский миф пришел ему на смену. Для уральского мифа и прежде всего для Бажова ключевым понятием является труд, работа, обожествление работы, профессионализма, тоже, кстати, роднящего с одесской школой, потому что у советского человека совесть заменяла профессию. А профессия заменяла совесть. Все делились либо на профессионалов, либо на интеллигентов. Как говорил Лев Гумилев: «Я не интеллигент, у меня профессия есть». Стало быть, непрофессионалами считались те, кто мучался совестью, а профессионалами — те, кто желал профессионального совершенства. Потому что совести не было, не было критериев, относительно которых можно было себя спозиционировать как-то, если угодно.
Я сам довольно долго думал, что эквивалентом совести нашего времени является чистота нашего отношения к работе, к профессии. Потому что с совестью стало очень легко договориться. Внушить себе, что не было выбора (а очень часто его и нет). И вот здесь мы видим это ощущение, что можно как-то выкупить, спасти душу, профессионально работая. Для уральского мифа такое явление очень характерно. Бажов, конечно, сочиняя (на 90 процентов он их сочинял) уральские сказы, отталкивался от немецкого мифа. Помните, как у Николая Клюева пророчески сказано: «Карлы в железе живут» (о гномах). Это мифы о гномах, о жителях гор, о таинственных горных мастерах, которые уходят в горы в поисках совершенства.
Два центральных сочинения о мастерах было написано в 30-е годы: «Мастер и Маргарита» и Данила-мастер, «Каменный цветок». И функцию Воланда выполняет Хозяйка Медной горы. И, кстати говоря, Данила получает не свет, а покой в вечной мастерской, где достигает абсолютного профессионального совершенства — в мастерской Хозяйки Медной горы. Мне, кстати, бажовские сказы и кажутся такой квинтэссенцией уральской литературы. И у Алексея Иванова совершенно правильно написано, что в основе уральского характера всегда лежало производство, производственные показатели. И если Екатеринбург был городом, варящим сталь, городом работающим, то Ёбург в 90-е стал городом торгующим, это совершено точно. Причем серьезное отношение к главному занятию было характерно и тогда, и тогда.
Я думаю, что основу уральского мифа Иванов подробно разобрал — отчасти в «Вилах», а наиболее подробно, конечно, в «Ненастье», причем разобрал от противного. Потому что в «Ненастье» уральский рабочий миф вытеснен бандитским, но тоску по этому рабочему мифу он отображает с абсолютной прозорливостью. Вообще, «Ненастье» — едва ли не лучшая книга, написанная Ивановым, между нами говоря. Именно потому, что оно социально очень точно.
Кроме того, в уральском мифе роль любви не особенно значительно. Мировоззрение уральского мифа мрачное, готическое. Это касается и бажовских сказов, и поэзии уральского рок-н-ролла. Кроме того, это миф, который подытожил в своих стихах Борис Рыжий, — это миф жизни в промышленном грязном городе, на спальной его окраине, где черные березы и черный снег, где романтическая шпана. Этот миф, который до 70-80-х годов этом виде досуществовал, в остальном, мне кажется, он довольно быстро закончился и сменился. Потому что производственный роман — это уже для 50-х даже годов не очень актуально. Он сменился мифом шестидесятников, мифом интеллигенции, мифом московским и отчасти петербургским, который сейчас тоже закончен. Следующий миф — после долгого периода антиутопии, — то есть, его строительство будет связано с диверсификацией, так мне кажется. Оно будет связано с расслоением общества, страны, человека, самого человека и человеческого рода, с разделением человека на несколько внутренних «я». Как раз в новом романе Рагима Джафарова эта тема, заявленная в «Сато», доведена, по-моему, до очень мощного звучания. Мы как раз с Джафаровым об этом говорили в «ЖЗЛ». А как он территориально расположен — да в том-то и дело, что географического мифа больше не может быть. Потому что страна в цельном виде перестала существовать. Она расслоилась на пять-шесть стран. И это очень интересно, как они будут уживаться.
