Войти на БыковФМ через
Закрыть
Литература

Какие литературные мемуары вы могли бы порекомендовать?

Дмитрий Быков
>250

Ну как сказать «литературные мемуары»? Если понимать как литературными именно мемуарами узкий план воспоминаний о литературе (то, что называется «литературно-житейские воспоминания), то из русских, наверное, прежде всего Панаеву, «Современников» Чуковского – это вообще замечательная книга, не только как мемуары, но еще и как критическая работа. Вообще же, моя любимая мемуарная книга – это пять томов Фрэнка Харриса (они довольно компактно изданы в одном), «My life and love». Это долгое время запрещенная в Штатах, но поразительная по откровенности книга. 

То есть невозможно себе представить, что это написано в конце 20-х. Это мемуары прежде всего эротического плана, потому что никто с такой грубой и с такой точной, кстати говоря, физиологической прямотой не писал о своих любовных очарованиях и о своих влюбленностях. Но тут же, понимаете, Фрэнк Харрис – американский прозаик второго ряда – не был большим писателем. Именно поэтому его воспоминания о действительно больших писателях  – таких, как Шоу, Мопассан (прежде всего) – отличаются поразительной прямотой и все той же точностью. Он многие вещи воспринимает как обыватель, именно поэтому его мемуары содержат такую чистую и непосредственную интонацию. Вообще из всего, что я читал о Мопассане (а это все-таки наш с матерью любимый автор, мы как-то старались читать все его и о нем), даже воспоминания его слуги не дают такой бесценной информации, как то, что написал Харрис. Там подробная история его успеха, болезни и безумия. Это воспоминания непосредственно общавшегося с ним человека, в том числе и о его любовных приключениях. 

У него получился очень интересный Мопассан  – «печальный норманнский бычок», как он его характеризует. Это человек фантастической физической силы, большой впечатлительности, невероятной, почти одержимой чувственности и при этом довольно грубого и лобового мышления. Не склонный к великим абстракциям, а такого купринского склада профессионал. Но это написано с огромной любовью, с огромным уважением к чуду его таланта. Вообще Фрэнк Харрис очень хорошо написал.

Я рядом с ним поставил бы, пожалуй, дневники Волошина. Но дневники – это же не мемуары. А вот из воспоминания Харрис для меня каким-то образом на первом месте.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Чем Мария Башкирцева вызвала у Марины Цветаевой такую тоску, что она в письме к Розанову пела ей панегирик и два года скучала по ней?

Мария Башкирцева, действительно, вызывала невероятное любопытство даже у Мопассана, который был устойчив к всякого рода женским чарам и навидался крайностей человеческой природы, что не видел, то вообразил, но даже она, когда она писала ему письма, вдохновила его, во-первых, на несколько очень остроумных ответов, а во-вторых, на несколько сюжетов. Есть у него этот сюжет о русской чахоточной красавице, неотразимо действующей на француза в одной из новелл. Мне кажется, что Башкирцева привлекательна сразу несколькими чертами. Во-первых, как писал Эдгар По: «Самое поэтическое — это смерть прекрасной женщины». Не будем столь кровожадны, но, конечно, молодое прелестное существо,…

Почему Мопассан заканчивает «Милого друга» мыслью о том, что будущее принадлежит пройдохам? Видите ли вы перспективы для Жоржа Дюруа в XXI веке?

Жорж Дюруа никуда не делся; просто, видите ли, появились более ужасные опасности, более серьезные риски, чем этот пройдоха. И неслучайно последний роман Мопассана «Анжелюс» — богоборческий по своей сути роман посвящен был вызовам более серьезным. Мне кажется, что экзистенциальная проблематика, которую Мопассан отчасти провидел в «Сильна, как смерть» (романе традиционно недооцениваемом), в набросках «Чужеземной души», в огромной степени в «Монт-Ориоле». Мне кажется, что она серьезнее, чем Жорж Дюруа и чем «Милый друг» в целом.

«Милый друг» — это обычный фельетонный роман, и сам тип «милого друга» недотягивает до трикстера: у него нет ни своей морали, ни своего учения. Понимаете,…

Кто ваши любимые британские авторы конца XIX века? Что их волновало?

У меня есть лекция о Британии в конце XIX века, она называется «Дети Диккенса». Это шесть авторов, может быть, семь, которые вышли из диккенсовского периода британской литературы. Это прежде всего такая парочка антагонистов, ортогонально совершенно подходящих к христианству, как Честертон и Уайльд. Уайльд представляется мне лучшим христианином, скажем так, более практикующим и свободным от таких крайностей честертонианских, как, например, симпатия к Муссолини (слава богу, недолгая, он не дожил все-таки, но он бы понял; у него со вкусом лучше обстояло). Это Стивенсон, это Моэм, это Голсуорси, безусловно, и это Бернард Шоу. Вот эти шестеро-семеро авторов, еще Рескина следовало бы назвать,…

Кто для Ги де Мопассана Жорж Дюруа из «Милого друга»? Почему этот авантюрист и бабник — главный герой? Любил ли Мопассан людей?

Любовь художника к людям бывает двоякого рода. Бывают такие художники, которые вообще любят человека. Я им не очень верю. Бывают другие, которые любят персонажа, любят его как возможность ярко и полно продемонстрировать свои возможности. Ну, это Гоголь, например. Что — Гоголь любит Плюшкина? Ну, как прыщ на теле человечества такой, который выдавить приятно, да, он его любит, а как человека — конечно нет. Он с ним бы и часа не провёл. Тем более что Плюшкин — гротескный персонаж и плод его фантазии.

Поэтому Мопассан, конечно, любил людей, но он любил их как материал художественный. Наверное, испытывал некоторые тёплые чувства к некоторым людям. Может быть, к кому-то из своей компании гребцов,…

Перенял ли кто-то из современных авторов традиции и идеи Бернарда Шоу?

Знаете, трудно сегодня назвать столь масштабного скептика, столь масштабного социального критика, как Шоу. Причем критика цивилизации западной и скептика в отношении цивилизации восточной. Не знаю, откуда он мог бы прийти. Боюсь, что никто из сегодняшних критиков запада не обладает ни его талантом, ни его эрудицией. Боюсь, что традиция утрачена. Я больше вам скажу: у меня есть сильное подозрение великой европейской мысли модерновой эпохи, традиция этак от 1910-х до 1950-х годов претерпела во время двух мировых войн слишком серьезный урон. Боюсь, что правдива эта мысль, что «кто не жил в Австро-Венгрии, тот не жил в Европе». Боюсь, что, к сожалению, деградация всех институтов, всех…