Войти на БыковФМ через
Закрыть
Литература

Как вы относитесь к концепции Джеймса Балларда и его взгляду на сексуальность?

Дмитрий Быков
>250

Мои мнения о Балларде ограничены романом «Crash», который я когда-то читал в связи с просмотром фильма Кроненберга «Автокатастрофа». В принципе, я его читал очень мало. Я знаю, что его считают великим писателем,но как-то у меня не возникало желания его читать.

Он вообще такой мудрила — намудрил довольно много. То его знаменитое интервью (с Ревеллом, насколько я помню) — там он действительно говорит о том, что мир — это такая система шифров. То есть как бы излагает концепцию набоковского рассказа «Signs and Symbols». Хотя и до Набокова многие безумцы высказывали подобную точку зрения. Там описан психоз, где весь мир выступает как послание.

Вот Баллард говорит, что мы должны семиотизировать мир, считывать его как послание. А Умберто Эко, выдающийся семиотик, напротив, считал, что в мире никакого послания нет, и постоянное желание прочитывать его как миф, искать в нем скрытые смыслы — это шизофрения. Это довольно забавная полемика, особенно если учесть, что как бы «попробовали и убедились» — что как раз главным сторонником тотальной семиотизации был Эко. Но он-то и говорил, что over-interpretation — самая большая опасность. Что мы не должны заниматься бесконечным интерпретированием, потому что правильной интерпретации быть не может.

Судя по вопросу, если рассматривать сексуальность как древнюю систему кодов — нет, мне такой подход не близок. И страшно сказать, мне неинтересно было бы жить в таком семиотизированном мире. Мне хочется, чтобы хотя бы какие-то мои импульсы, какие-то мои намерения и внезапные симпатии были не прочитаны, не расшифрованы. Я вообще очень стараюсь некоторые вещи в себе не распознавать, не задумываться о них, не копаться в них. Потому что того и гляди я их упрощу.

Вы знаете, что дело даже не в том, что во всякая интерпретация — это насилие (собственно, о парадоксе Гейзенберга много говорил и Баллард), а в том, что всякая интерпретация — она упрощение. Всё-таки понять — значит упростить. Поэтому я как-то предпочитаю воздерживаться от таких самоанализов, слишком глубоких.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Как вы относитесь к Олдиссу, Браммеру, Бейли, Балларду?

Баррингтона Джона Бейли я читал, Брайана Олдисса — читал, Юлиуса Браммера — никогда, Джеймса Балларда — может быть, но сейчас уже не помню. Никакого мнения, понимаете. Мне показалось, что…Как бы это так сформулировать… Во-первых, это все очень от меня далеко и далеко от реальности. Это замечательные конструкции, временами там, как у Баррингтон Джон Бейли, очень интересные фабулы, космические оперы. Но героическую фантастику я вообще не понимаю. Мне совсем неинтересно. Вообще, у меня возникло чувство, что это как-то довольно скучно.

Это недалеко ушло от фэнтэзи по абсолютной удаленности от моих проблем. То ли дело Питер Уоттс с «Ложной слепотой», то ли дело вот это китайский автор Лю…

Что вы думаете о творчестве Пьера Байярда и о его книге «Загадка Толстоевского»?

Байярд — замечательный популяризатор литературы и науки, книжки «Искусство говорить о книгах, которые вы не читали» и «Искусство говорить о странах, в которых вы не бывали» — замечательная пропаганда чтения и путешествий, очень заразительная и убедительная. И потом, он очень убедительно раскрывает некоторые приемы, филологические и травелоговские. Что касается книги о Толстоевском… Понимаете, написать такую книгу — о том, что Толстой и Достоевский на самом деле один писатель, творивший под псевдонимами,— это может только иностранец. Потому что надо воспринимать русский как иностранный или читать в переводах, чтобы не почувствовать абсолютного различия языка и, соответственно,…

Обязательно ли сохранять стиль автора при переводе произведения?

Понимаете, можно ли вообще в переводе полностью сохранить стиль автора? Я в это совершенно не верю. Я сейчас в большой и хорошей компании перевожу «Март» Куничака. Мы с Лукьяновой вместе это делаем, еще с несколькими людьми. Потому что тысячестраничный роман невозможно перевести в одиночку при той нагрузке, которая есть у меня. А Куничак – это такая хорошая литература, что невозможно ее переводить буквально. Нужно для всего искать аналог. Равным образом, за какого бы автора вы ни взялись, вы обречены преодолевать (по-набоковски говоря) наследие отцов, потому что вы обязаны осовременивать язык, придавать ему черты. Это как киноадаптация шедевра.

Невозможно адекватно перевести хорошо…

Вы часто упоминаете экстаз падения, удовольствие от погружения во зло — осознают ли эти люди, что творят?

Да, осознают, если не осознают, то это не экстаз падения. Вот я студентам очень часто объясняю, что такое фашизм, на примере одного чудовищного гонконгского фильма ужасов, который называется «Человек за солнцем». Вот те фанатики, которые совершают там все эти зверства, мучают китайских военнопленных в лагере, эти японские врачи и главным образом простые солдаты,— они фашисты или нет? Это немножко другое, они называют этих пленных «маруто», то есть бревна, это для них не люди. То есть они такие рабы, роботы в экстазе, тогда как фашист — это тот, кто грешит сознательно; тот, кто получает наслаждение от мерзости, кто целует дьявола под хвост и испытывает этот экстаз падения. Без этого фашизм не…

Можно ли назвать прозу поэтов — своеобразной амбидекстрией? Что вы думаете о повести Сергея Есенина «Яр»?

Повесть Сергея Есенина «Яр» очень плохая. И поэтому попытка снять Мариной Разбежкиной картину по ней мне тоже показалась не очень интересной, хотя картина гораздо лучше повести. Есенин не умел писать прозу. Это такой старый принцип, старое правило оценивать качество поэта по его прозе. У него есть замечательные письма. У него есть очень хороший очерк «Железный Миргород». Но он, как и Маяковский, большую прозу писать совершенно не мог. Маяковский это честно осознавал и отделывался такими фрагментарными очерками, такими, как «Мое открытие Америки». Маяковский, кстати, действительно был левша, поэтому ему и языки не давались. Есть, говорят, такая связь. А что касается амбидекстрии такой:…

Как вы оцениваете творчество Ксении Букши? Что она хотела сказать в романе «Завод «Свобода»»? Почему он стал бестселлером?

Я о Букше столько писал в разное время. Я как бы примазываюсь к молодому дарованию, хотя не такое уж оно молодое и книг у нее примерно 20. И вот сейчас у нее вышел сборник замечательных рассказов «Открывается внутрь» в шубинской редакции в «АСТ». Она очень интересный писатель, очень разнообразный, с хорошей такой НРЗБ и сюрреалистической закваской. Стихи её я ставлю едва ли не выше прозы. Вышел у нее сейчас и стихотворный сборник. В общем, Букша, открытая когда-то Александром Житинским, один из самых умных, сложных, богатых, разнообразных людей, которых я знаю.

«Завод «Свобода»» — это попытка написать современный, производственный роман. Иными словами, вычленить такие онтологические…

Что вы думаете о стихотворении Николая Заболоцкого «Старая актриса»? Почему оно не нравилось Анне Ахматовой?

Здесь две причины. Я вообще, когда читаю «Старую актрису», я неудержимо реву. И первый раз, читая его под дождем, помню, ревел, как этот же дождь. Для меня «Старая актриса» — одно из лучших стихотворений Заболоцкого. Две причины, по которым Ахматова его не любила. Во-первых, Ахматова самого Заболоцкого недолюбливала. Да и было за что, ведь это не кто иной, как он заявлял периодически: «Курица не птица, баба не поэт». Конечно, мизогиния, свойственная обэриутам в целом, была, скорее, игровой, потому что именно Заболоцкому принадлежат мучительные стихи о жене.

Но коль ты хлопочешь о деле,
О благе, о счастье людей,
Как мог ты не видеть доселе
Сокровища жизни…

Какие триллеры вы посоветуете к прочтению?

Вот если кто умеет писать страшное, так это Маша Галина. Она живет в Одессе сейчас, вместе с мужем своим, прекрасным поэтом Аркадием Штыпелем. И насколько я знаю, прозы она не пишет. Но Маша Галина – один из самых любимых писателей. И вот ее роман «Малая Глуша», который во многом перекликается с «ЖД», и меня радуют эти сходства. Это значит, что я, в общем, не так уж не прав. В «Малой Глуше» есть пугающе страшные куски. Когда там вдоль этого леса, вдоль этого болота жарким, земляничным летним днем идет человек и понимает, что расстояние он прошел, а никуда не пришел. Это хорошо, по-настоящему жутко. И «Хомячки в Эгладоре» – очень страшный роман. Я помню, читал его, и у меня было действительно физическое…