Войти на БыковФМ через
Закрыть
Литература

Если сравнить Александра Пушкина и Джорджа Байрона, кто из них модернее?

Дмитрий Быков
>250

Видите ли, сравнивать Пушкина с Байроном не совсем корректно хотя бы потому, что одного мы читаем по-русски, а второго по-английски. И оценить их может только такой амбидекстер, если угодно — человек, который двумя языками владеет как двумя руками, одинаково свободно и обаятельно. Я таких людей видел очень мало.

Байрон безусловно великий поэт, создатель некоторых жанров. Пушкин его, конечно, перерос — но ведь и Байрон перерос романтизм. «Дон Жуан» («Дон Гуан») — это уже совершенно не романтическая поэма. Роман в стихах. Да в общем, уже и «Чайльд-Гарольд» — такое прощание с байронизмом.

Что же касается того, кто из них значительнее как поэт… В свое время Пушкин говорил, что высшая художественная смелость — это смелость изобретения, смелость Гете в «Фаусте». В этом смысле они оба изобрели свои литературы. Байрон стоит у истоков всей англоязычной поэзии, и 19, и 20 столетия. Он повлиял на нее больше, что Вордсворт и Кольридж.

Я думаю, его влияние сопоставимо только с влиянием Браунинга, которого я считаю действительно абсолютно гениальным поэтом, без преувеличений. Я много пыхтел над Браунингом и считаю этого поэта исключительным. Особенно, конечно, «Сорделло», но и «Пиппа проходит», и «Чёрная башня». Гений. Вот его бы я сравнил с Пушкиным, потому что он родоначальник многих жанров и стилистик.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Как понимать слова художника из рассказа Чехова «Дом с мезонином»: «Я не хочу работать и не буду»? Возможно ли, что, нежелание художника писать — не признак бесталанности, а ощущение бессмысленности что-то делать в бессовестном обществе?

Я часто читаю эти мысли: «мой читатель уехал», «мой читатель вымер», но причина здесь совершенно другая. Видите, какая вещь? По моим убеждениям, чеховский художник вообще исходит из очень важной чеховской мысли — из апологии праздности. Русская литература ненавидит труд. Труд — это грех, это первородное проклятие человека. Еще Толстой в известной полемике против Золя, против его романа «Труд», говорит о том, что Запад принимает труд за средство спасения души. А ведь работа на самом деле — это самогипноз, это способ себя заглушить, это субститут настоящего труда, потому что настоящая работа происходит над собственной душой. Это как моя любимая цитата из Марины Цветаевой, из письма Борису…

Согласны ли вы, что Арабов в своей книге «Механика судеб», рассказывая о Наполеоне, избирательно подбирает факты? Имеет ли право автор писать о великой личности, не прочитав о ней как минимум 50 книг?

Знаете, я читал довольно много о Наполеоне. Лучшим из того, что читал, считаю книгу Мережковского (кстати говоря, книгу вполне апологетическую и очень увлекательную). Арабов же писал не для того, чтобы представить вам исследования жизни Наполеона или Пушкина. Арабов писал для того, чтобы вам было интересно, для того, чтобы вы задумались. Угаданная им закономерность, мне кажется, абсолютно точна: пока человек не рефлексирует, у него всё получается; как только он задумывается, его образ как бы раздваивается и почва уходит у него из-под ног. Вы скажете: «А вот он и о Пушкине пишет непрофессионально». Он не пушкинист. Но то, что он написал о Пушкине, во многом верно, интересно и, кстати…

Почему грустные стихи о родине считаются более искренними, нежели задорные? Можно ли назвать это спецификой русской поэзии?

Да нет никакой специфики. Просто мы либо имеем любовь к родине – сострадательную, грустную, потому что родина у нас не очень веселая, либо мы имеем какой-то барабанный бой. Родину можно любить как Китс, а можно – как Киплинг. Это разные варианты. Лучше всего ее любить, как Браунинг, мой любимый британский поэт.

Мне кажется, когда вы говорите о любви к родине, естественно, чтобы эта любовь была сострадательной, милосердной, умиленной. Но я бы не хотел, чтобы это была любовь барабанная, такая марширующая. Это не любовь никакая.

Дело в том, что говорить о родине с чувством внешней угрозы и ненависти к окружению, – нет, это не разговор о родине, это стыд. А говорить о более высоких и…

Чувствуете ли вы в стихах Китса объем, трехмерность, вектор будущего? Согласны ли вы, что поэзия Байрона красивая, но всё же двухмерная — как у Пушкина?

Нет, во-первых, Пушкин не просто трехмерен — Пушкин весьма многомерен. И уж, конечно, многомернее Байрона.

Говорю так не из борьбы с проклятым космополитизмом, не из национальной гордости, а потому что Пушкин жил в более сложной, на мой взгляд, в более интересной обстановке, в более мистической стране. Всё-таки жил позже, больше видел.

Байрон застал самое начало 1820-х. Он не видел по-настоящему Европы, охваченной французскими волнениями, русской реакцией, не застал настоящего бурного развития Штатов, которые дали возможность Пушкину написать блистательную пророческую статью. Байрон раньше умер. Да и вообще он был старше Китса, консервативнее Китса.

Конечно,…