Понимаете, я видел, как и вы все, из картины 15–20 минут. Мы будем ждать, конечно. Я абсолютно уверен, что он поставит рано или поздно «Шинель». Я вообще считаю Норштейна гением. Я во многом с ним не согласен, но это не важно. Важно, что он «один из людей, чье присутствие на свете показывает нам иные возможности», как пишет его друг и соавтор Петрушевская.
Так вот, в образе Башмачкина, я не знаю, какие бездны нащупал он, но реальные бездны у Башмачкина есть. И самое интересное в Башмачкине — это то, как кроткий и трогательный человек превращается в мрачный, сильный и страшный символ возмездия. Как правильно замечал Шкловский — без призрака, без финала «Шинель» была бы анекдотом. Это подробно разобрал Эйхенбаум, другой формалист, «Как сделана «Шинель» Гоголя». Вот «Как сделана «Шинель» Гоголя» — это ответ на ваш вопрос.
Там Башмачкин, сила Башмачкина, глубина Башмачкина в том, что маленький человек носит в себе зерно бунта, а, дорвавшись до власти… Понимаете, мы же не знаем, что будет делать бедный Евгений, когда он до этой власти дорвется. Имею в виду «Медного всадника». Помните, в «Медном всаднике» герой, сидя на льве («С подъятой лапой, как живые, стояли львы сторожевые»), герой, сидя верхом на льве, являет собой мрачную травестию, печальную пародию на кумира на бронзовом коне, на мраморном льве сидя. А вот окажись Евгений на коне, мы не знаем, что он будет делать. Очень возможно, что он будет топтать несогласных, потому что в маленьком человеке сидит зародыш тирана.
Я когда-то, помню, с Константином Райкиным в интервью на эту тему говорил очень… так сказать, он убедительные вещи говорил. Я его спрашиваю: «Ведь помните Чаплина? Это кумир вашего отца и ваш кумир. Но ведь Чаплин подчеркивает дуализм маленького человека. Маленький человек с одинаковой легкостью в фильме «Диктатор» может оказаться бедным куафером, парикмахером, а может оказаться и диктатором. Он с поразительной легкостью вписывается и в тот, и в другой образ». И тогда мне как раз Райкин сказал: «Для меня это самый страшный вопрос. Я хочу верить в доброго Акакия Акакиевича, но я понимаю, что внутри Акакия Акакиевича сидит подпольный человек».
И между прочим, тему этой трансформации, эти бездны он в своем спектакле по «Запискам из подполья» («И пойду… и пойду…», насколько я помню, они назывались, а потом он делал новый его вариант с Фокиным), он в «Записках из подполья» именно это показывает — как из маленького человека получается страшный, чудовищный мститель. Вот эти бездны у Акакия Акакиевича есть.
