Войти на БыковФМ через
Закрыть
Литература

Что вы думаете о романе Зулейки Доусон «Форсайты», продолжающем «Сагу о Форсайтах» Джона Голсуорси? Почему произведение Голсуорси хочется перечитать, а Доусон — нет?

Дмитрий Быков
>250

Очень просто: Зулейка Доусон решала задачу кассовую. Ей хотелось продолжить бестселлер, создать фанфик, а если повезет — франшизу. Но франшиза ведь очень редко решает внутренние проблемы. Посмотрите, сколько было вокруг романа Рипли «Скарлетт» шуму, романа,— и ничего абсолютно. Ну, продолжила она. Но нас же интересует не судьба Скарлетт, в конце концов, как она там будет продолжаться, вернет ли она Ретта или не вернет она Ретта, да? Их никогда не было. Плевать, в сущности. Нас интересуют не биографии этих героев, а решение внутренней проблемы, которой была одержима лично Маргарет Митчелл, которая решала для себя вопрос: «А хороша ли та страна Америка, в которой национальной героиней является Скарлетт О'Хара?»

Ведь Скарлетт О'Хара, которую она называла там, простите меня, вот это whore — хороша она или плоха? Просто Скарлетт — это описанный ею герой. «Дудочка, дудочка», «Fiddle-dee-dee!», «А я подумаю об этом завтра. Фью-фью-фью». Вот хороша ли эта героиня, которая говорит: «Я никогда не буду бедной. Я никогда не буду больше жить в нищете. А у меня любой ценой будет дом. А у меня любой ценой будет Ретт»? Она не хороша и не плоха. Она — новый тип. И вот Скарлетт О'Хара — это демон, которым одержима Маргарет Митчелл, которая решает для себя этот вопрос — изгоняет из себя этого демона.

Та же проблема была у Голсуорси. Голсуорси решал совершенно конкретный вопрос. Форсайты очень плохи, в основе их состояния лежат великие грехи. Сомс Форсайт, конечно… вот правильно моя мать говорит, что это своего Каренин. Но Сомс Форсайт — это вообще малоприятный персонаж. Я, кстати говоря, среди своего окружения практически не знаю людей, которым бы, подобно мне, не нравилась «Сага». Мне она скучновата.

Все обожают этот роман. Почему? Да потому, что проблема «Саги» стоит перед нами в полный рост. И в чем же она заключается? Да, предки плохи, коммунистический режим был плох, но ведь и то, что пришло ему на смену, много хуже. Да, русское купечество и русские капиталисты были отвратительными, но ведь то, что им пришло на смену, было хуже. Да, Голсуорси пишет о вырождении Викторианского века, о крахе Британской империи… И Дезерт, кстати, в «Конце главы» — один из тех людей, которые разрушают основу основ английского общества: он принял ислам под угрозой оружия, он отрекся от веры, отрекся от Европы, потому что для него эта вера не имеет ни малейшей ценности. Почему же он должен был дать себя убить? Гениальный на самом деле вопрос, на который… Ну, тоже больная ситуация его породила, поэтому правильного и единого ответа для всех здесь, наверное, и нет.

Но трагедия Голсуорси была в том, что ненавидимая им, фарисейская и старая Англия уходит. И то, что приходит ей на смену, ребята, гораздо хуже! В последнем письме, которое завершает «Конец главы» (да собственно уже и в романе «Лебединая песнь» из «Саги») очень остро чувствуется ужас даже не перед современностью, а перед будущим. Кто говорит, что Голсуорси любит Форсайтов? Он, может быть, любит старого Джолиона, да. Он, может быть, любит Флер. Ему интересна там Ирэн. Они все симпатичны в той или иной степени, но, вообще-то, большинство Форсайтов — это хищники.

И конечно, патологическая любовь советского читателя к этому роману заключается в том, что там очень хорошо описана красивая жизнь. Я когда перечитываю… Все эти золотые шелковые платья, все эти инкрустированные столики, все эти утонченные блюда — то, что для Голсуорси ненавистно, для жителя советской коммуналки это, знаете, было оазисом красивой жизни, счастья. Мы все «Форсайтов» обожали. Никогда таких рейтингов не было у экранизации «Саги», как в Советском Союзе, где её один раз показали, купили для одного показа — и после вся Россия тридцать лет об этом вспоминала. Все обожали эту бибисическую экранизацию.

И надо сказать, что для Голсуорси мир Форсайтов — это, конечно, золотая клетка. Проблема только в том, что тот мир, который наступает,— это, простите, уже клетка не золотая, а это клетка свинцовая. И мы не можем этому порадоваться. И это крик ужаса традиционалиста перед модерном. Он решает внутреннюю проблему.

Откуда у Доусон были такие вопросы? её интересовали совершенно другие вещи. Вообще всякий эпический роман, особенно сага о семейном упадке, включая «Семью Ульяновых», простите, Мариэтты Шагинян, к сожалению, решает внутренние проблемы автора. Мариэтта Шагинян в тетралогии о Ленине выясняла (особенно в первой части) свои взаимоотношения с модерном, а не ленинские. Вот о чем здесь стоит говорить.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Кто ваши любимые британские авторы конца XIX века? Что их волновало?

У меня есть лекция о Британии в конце XIX века, она называется «Дети Диккенса». Это шесть авторов, может быть, семь, которые вышли из диккенсовского периода британской литературы. Это прежде всего такая парочка антагонистов, ортогонально совершенно подходящих к христианству, как Честертон и Уайльд. Уайльд представляется мне лучшим христианином, скажем так, более практикующим и свободным от таких крайностей честертонианских, как, например, симпатия к Муссолини (слава богу, недолгая, он не дожил все-таки, но он бы понял; у него со вкусом лучше обстояло). Это Стивенсон, это Моэм, это Голсуорси, безусловно, и это Бернард Шоу. Вот эти шестеро-семеро авторов, еще Рескина следовало бы назвать,…

Что вы думаете о перспективах глобального Юга?

Я не мыслю в таких терминах. Я думаю, что главная проблема мира – не раскол на Север и Юг, на нордическую, аскетическую такую породу и торговцев-гедонистов. Я думаю, что главная проблема – это раскол на архаику и модерн. Люди, которые чтут имманентности, и люди, которые от них абстрагируются. Люди, которые исходят из данностей; и люди, которые исходят из личной роли. Наверное, так.

Глобальный Юг сделал свой максимум в войне гражданской в США, когда, как сказала Юдора Уэлти: «мы проиграли войну, но выиграли культуру». Вот Маргарет Митчелл отрефлексировала этот процесс, точно так же, как Шолохов на русском материале отрефлексировал его в «Тихом Доне». Ведь это тоже, понимаете,…

Считаете ли вы Патрика Зюскинда выдающимся писателем?

Зюскинд — довольно типичный пример писателя одной книги. «Парфюмер» замечательно придуман и хорошо написан. Остальные его сочинения типа «Контрабаса» или вот этой его повести про человека, которому представилось, что весь мир — устрица,— это, по-моему, довольно примитивно. Мне кажется, что проблема не в Швейцарии, которая не дает Зюскинду нового материала. Проблема просто в том, что действительно есть люди, рожденные для одной книги, и нет в этом ничего особенного. Мэри Мейпс Додж написала «Серебряные коньки», и ничего больше не смогла. А, скажем, Маргарет Митчелл написала «Унесенных ветром», а больше ничего и не надо. Ну, там Де Костер, я считаю, что «Свадебное путешествие» великий роман, и…

С чем же связана популярность Пильняка в СССР и за рубежом? Я живу в городе, где провел детство Пильняк и собрал материалы на книгу о нем. Стоит ли разгонять ее до формата «ЖЗЛ»?

Написать такую книгу в любом случае стоит, потому что Пильняк — очень интересный представитель своего времени, он переболел всеми его болезнями: и под белыми он походил, и с Платоновым он общался и в зависимости от него побыл, и пытался писать таким ровным соцреалистическим языком, каким написан у него «Соляной сарай» или «Волга впадает в Каспийское море».

Я никогда не мог Пильняка с удовольствием читать, потому что наряду с великолепным чутьем (а чутья у него никто не отнимет), наряду с великолепным чувством конъюнктуры, иногда просто подводившем его, потому что он писал на самые острые темы, а это уже было опасно, как вышло с «Повестью непогашенной луны»; наряду с этим, мне кажется, у него…

Не могли бы вы оценить роман «Острие бритвы» Уильяма Моэма?

У меня было такое впечатление от этого романа, что это такой ответ на «Конец главы» Голсуорси. Роман о Второй мировой войне, главный герой – летчик, по-моему, что ли. Это попытка ответить на «Цветок в пустыне» Голсуорси, где задается вопрос: «Вот мы, носители старой традиции, мы отмираем и это понимаем. Но ведь на смену нам приходят те, кто еще хуже. Потому что никакие перемены не улучшают мир и не меняют человека. В чем же правда – в фашизме или коммунизме, которые приходят на смену ограниченной аристократии?» Или, может быть, правда в религии? Но не случайно Дезерт «пустыня» там главный герой, который принял ислам под давлением, исполняя пустую формальность. У Голсуорси все это подробно…

Не могли бы вы посоветовать книги, похожие на повесть «Гобсек» Оноре де Бальзака?

Вообще на «Человеческую комедию» больше всего похож Голсуорси. Таким английским Бальзаком, как мне кажется, был Голсуорси. Просто дело в том, что «Гобсек» — он же сложно написанная вещь.

Гобсек — это персонаж, который не Плюшкин, хотя он оказал колоссальное влияние на Плюшкина. Но Плюшкин — это прореха на человечестве. И то мы в нем угадываем что-то хорошее. По замыслу Гоголя, он должен был пойти странствовать по России и в Сибири встретиться с Чичиковым.

На самом деле Гобсек — это как, помните, по характеристике Пушкина: «У Мольера Скупой скуп и только, у Шекспира Шейлок скуп, мстителен, чадолюбив, остроумен». Более объемный образ. Гобсек действительно остроумен. У него есть…