Войти на БыковФМ через
Закрыть

Была ли возможность демократизировать Советский Союз, чтобы он не развалился?

Дмитрий Быков
>100

Во время одной из годовщин первого дня путча я приходил к Белому дому в майке с гербом СССР, ведь для меня стояние в 1991 году у Белого дома было борьбой за восстановление законной власти президента Горбачева, а то, что началось потом,— эксцессы. Я знаю, что некоторые политики (Лукин, Надеждин) тоже были за демократизацию СССР, а не за разрушение.

Да знаете, это была такая наивная мечта — можно демократизировать, можно перестроить пирамиду. Я сейчас все чаще думаю, что против энтропии не попрешь, против гниения не попрешь. Демократизировать СССР было бесполезно. И дело не в том, что он вызывал слишком большое разочарование или отвращение, или что прогнила верхушка. Не в этом было дело. Дело было в том, что люди не выдерживали больше тех требований к себе, какие налагала советская парадигма, советская практика. Они не готовы были больше служить идее (не важно, какой), профессиональная реализация их не так уже привлекала. Люди, которые полетели в космос, фанатично хотели полететь в космос. Ради этого они были готовы работать в шарашках, обслуживать советскую систему, обслуживать оборонку. Они же не понимали, что Сталину нужна только ракета, только бомба. Они думали, что это государство дает им заниматься своим делом и прячет их в футляр для того, чтобы они этим делом занимались. СССР действительно культивировал отличников, но он их культивировал для того, чтобы они делали бомбу, и отличники соглашались на этот абсолютно фаустианский договор. Вот тебе Мефиистофель, вот твой покровитель, он будет использовать твою бомбу — мы с Вознесенским об этом говорили незадолго до его смерти — для своих целей, но он даст тебе работать.

Большинство физиков-шестидесятников, гениев этих в ковбойках, молодых людей, не исключая монстров (как Ландау, как Келдыш, действительно гениев), с удовольствием реализовывали свои научные потенции, как замечательно сформулировал академик Арцимович, «наукой называется удовлетворение личных потребностей за государственный счет». Даже не потребностей, а любопытства, «личного любопытства за государственный счет». Совершенно верно. Эта наука была нужна властям только для обслуживания своих экспансий, но они давали возможность работать. Были эти фаусты, которых наука интересовала больше всего, которым процесс мышления, открывания, строительства самолетов доставлял наслаждение. Но это фаустианская порода иссякла, усталость Фауста — один из главных сюжетов двадцатого века. А те новые люди, которым нужна была в изобилии такая жизнь, а не работа,— эти люди профукали все. Двоечники победили отличников.

Ну что делать? Да, эти отличники стояли на службе у людоеда, но кроме людоеда они больше никому не были нужны, никто больше не собирался их содержать. Это все равно что — грех себя цитировать — «… хорошая вещь — башня, да не тебе бы, город Вавилон, ее строить». «А что делать, Юра, если башня эта, кроме города Вавилона, никому не нужна?» Так же почему Кондратьев (Кондратюк) отказывается работать в шарашке? Да потому что хорошая вещь — башня, да тебе бы, город Вавилон, ее строить. А кто кроме города Вавилона будет кидать все свои кирпичи на строительство этой башни. Это же, понимаете, хороший выбор.

Что делать Фаусту, если ему никто, кроме Мефистофеля, не покровительствует. Бог оставил этот проект; после того, как сына Божьего распяли, этот проект стал Господу неинтересен. И вот есть Данила-мастер, ему покровительствует Хозяйка Медной горы — не самая, наверное, приятная сущность. Вот есть еще один мастер, ему покровительствует Воланд. Не Господу же этим заниматься, правильно? Господь уже попробовал и убедился, что с этими ребятами такие методы не работают. Работают воландовские, пилатовские методы, пилатчина работает. И вот они — высокомерные, талантливые отличники, вундеркинды и гении — кинулись обслуживать это государство, потому что больше, кроме него, никто им заказов не давал. Кстати говоря, это касается и искусства, это касается и монументального искусства, это касается и русского балета, имперского по своей природе. Это все Воланд, который покровительствует мастерам.

Конечно, мастеру следовало бы сказать в какой-то момент: «Мне такой покровитель не нужен», и это была бы правильная позиция. Но другого-то покровителя нет. Господу, конечно, интересен результат: «Ваш роман прочитали». Он с удовольствием прочитает роман, но кто, кроме Воланда способен спасти этот роман? Ведь Воланда послали разгребать эти авгиевы конюшни, потому что Иешуа с ними уже попробовал и убедился, что с ними так невозможно. Поэтому берется из духов отрицания всех менее противный и посылается туда, такой Берия, если угодно, такой Мефистофель. Милый циник. Конечно, он не свет, но с такими людишками, как Римский или Лиходеев,— что, Господу с ними разбираться? Вот еще, руки марать, действительно.

Это я рассказываю концепцию тех людей, которые в Советском Союзе видели единственную возможность для развития. Хорошие физики, интересные математики; побочным продуктом этой системы было авторское кино. Как-то так случайно получилось, что под сенью этого ядерного гриба выживала огромная территория. Помните, как в этом мультике про гриб? Я вовсе не говорю, что это хорошо, я вовсе этого не оправдываю: я описываю феноменологию этой системы, как она выглядела. Ну а потом отличники выродились, не стало их, они иссякли, а двоечникам Советский Союз не нужен совершенно. Отличникам был нужен не Советский Союз, а некоторый его побочный эффект. Сам по себе он их не волновал, как мне кажется.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Если злое окружение воспитывает в человеке характер, делает его личностью, можно ли сказать, что для развития человечества злой человек ценнее доброго?

Нет, он, конечно, не ценнее, потому что «нельзя воспитывать щенков посредством драки и пинков»,— сказал Сергей Михалков, но я все-таки думаю, что благотворность умных эпох не следует недооценивать. В свое время Томас Манн в любимом моем произведении «Роман одного романа», я сейчас ссылаюсь на эту цитату, говорит, что времена абсолютного зла, как например, фашизм, нравственно благотворны, они позволяют определиться. Вот больные времена определиться не позволяют, но когда перед тобой бесспорное, абсолютное зло, на фоне которого даже Сталин добро — помните, говорил Черчилль, что «против такого ада, как Гитлер, я буду на стороне Сталина; более того, если против Гитлера будет…

Каково ваше мнение о творчестве Анатолия Алексина?

Я с Алексиным был немного знаком. Я интервьюировал его в Израиле (по-моему, в Тель-Авиве). Но знал я его еще по России. Как и большинство русских советских писателей, Алексин пережил свой творческий пик в 70-е годы. Надо сказать, что в 70-е годы все писали лучше всего: и Аксенов, и Вознесенский, Коваль, ну и Алексин.

Алексин был чистый young adult. Это не для детей и это не для взрослых. Это для подростка, который решает для себя тяжелые нравственные вопросы. Самым любимым произведением самого Алексина у него был «Поздний ребенок». Мне очень нравилось «А тем временем где-то», из которой Васильев сделал блистательную картину «Фотографии на стене» (и благодаря песням Окуджавы, и благодаря…

Можно ли назвать Самойлова, Левитанского и Окуджаву тремя китами оттепели? Какая эмоция их объединяет?

В общем, Самойлов, Левитанский и Окуджава – это три абсолютно разных поэта и поэта абсолютно разного масштаба. Если говорить о китах оттепели, то киты оттепели общеизвестны. Это Евтушенко, Вознесенский и Ахмадулина. Хотя некоторые назвали бы, естественно, и Мориц, и Матвееву, и Рождественского, да там было из кого выбирать. Но просто эти трое – наиболее типичные, наиболее типажные. И эти три типажа появляются в первом манифесте оттепели – фильме «Девять дней одного года». Там Вознесенский, условно говоря, совпадает с типажом Смоктуновского, Евтушенко – с типажом Баталова, а Ахмадулина – с типажом Лавровой. Это роковая женщина в ситуации не просто выбора мужчины, а просто в ситуации…

Согласны ли вы, что режиссёр Владимир Бортко, когда экранизировал «Собачье сердце» Михаила Булгакова показал себя сталинистом?

Понимаете, вечный вопрос о том, почему был разрешён «Тихий Дон» — книга ведь антисоветская по самой сути своей. Кстати говоря, во многих отношениях с нынешних позиций, пожалуй, что даже и русофобской можно было её назвать. «Тихий Дон» был разрешён, как замечательно сформулировал один мой школьник, потому, что это наглядная демонстрация. Если с вашей бочки снять стальной обруч, она мгновенно превратится вот в это, она рассыплется. Если у вас не будет царя, ваше общество превратится в кровавую кашу. «Вам необходим я, потому что иначе вы при первом сигнале срываетесь в самоистребительную бойню». И в этом смысле Сталин мог понять «Тихий Дон» как роман о необходимости авторитарной власти.…

Существуют ли научно-фантастические поэмы?

Научную поэзию в 20-е годы пытался без особого успеха разрабатывать Валерий Яковлевич Брюсов, который вообще был большой новатор и экспериментатор. Но поскольку интересовал его в жизни по-настоящему только садомазохизм, его стихи на любую другую тему обладают, при некотором блеске формы, известной бессодержательностью. То ли дело «Египетские ночи», которые он из пушкинского наброска превратил в полновесную 6-главную поэму.

А что касается научно-фантастической поэзии, то здесь на память приходит прежде всего поэма Семена Кирсанова «Зеркала». Кирсанов вообще, понимаете, мечтал быть прозаиком. Ему всё время приходили сюжеты, которые он продавал разным людям вроде, например,…

Почему стихотворение Булата Окуджавы «Чувство собственного достоинства» посвящено Белле Ахмадулиной?

Окуджава, как совершенно правильно говорит его жена Ольга Владимировна, ходил в гости со стихотворением, как другие ходят с цветами. Он дарил, раздаривал стихи, и судя по прижизненным сборникам, посвящения менялись часто.

Он вообще без посвящений стихотворения практически не публиковал. Большинство его опубликованных произведений адресованы просто друзьям как подарок. Ну, потому что кому-то понравилось. Ну, потому что что-то ассоциировалось с этим человеком. Вот Ахмадулиной понравилась песенка — он ее посвятил.

То ли дело «Песенка о ночной Москве», которая действительно была посвящена Ахмадулиной, потому что навеяна ее стихотворением

Ах, мало мне другой…