Зависть

Конечно, Кавалеров не автопортрет. Кавалеров — автопортрет ровно в той степени, в какой сам Олеша в это время чувствует себя вытесненным из жизни, находящимся вне мейнстрима, в той степени, в какой он испытывает зависть, безусловно. Но эта зависть совершенно другой природы. Кавалеров, как и Олеша, истинный поэт зависти. Во всей сложности, во всей дуальности этого чувства.

С одной стороны, это чувство собственной неполноценности, собственной выбитости из жизни. С другой, это чувство некоторого сострадания и высокомерия по отношению к Андрею Бабичеву, потому что у Бабичева перспективы очень плохие. И Кавалеров прекрасно понимает: те, кто вписан в эпоху, гибнут вместе с ней, а те, кто,…

Блеф, фортуна и волшебство в случае мастера являются делом рукотворным. Три основных фундаментальных отличия мастера от трикстера: мастер — главный персонаж двадцатого века, именно независимый благодаря своему профессионализму; более того, незаменимый благодаря своему профессионализму. Это мастер — Данила-мастер, это герой поэмы Вознесенского «Мастера», это «Мастер и Маргарита», это «мастер» в вопросе Сталина, это доктор у Пастернака… Три основных отличия: во-первых, трикстер — веселый, мастер — грустный, он соотносится с трикстером примерно как Телемак с Одиссеем. Он такой серьезный. Первая история о мастере — это, наверное, «Телемахида». Он печальный, задумчивый, гораздо более…

Вот уж где я не нахожу параллелей, так это между «Бойцовским клубом» и «Великим Гэтсби». Определенные параллели есть в том, как молодые бездельники, не знающие куда себя девать, доигрываются до садомазохизма. Такие мотивы есть и в «Великом Гэтсби». Но в нем, на мой взгляд, более отчетливые и формальные параллели с «Завистью» Олеши, я их в свое время довольно подробно отследил, чем вызвал бешеное раздражение у некоторых идиотов. Ну если все время слушать идиотов, так ведь вообще ничего не придумаешь. Поэтому ваша мысль довольно занятна.

Параллели с точки зрения «Великого Гэтсби» тут есть те, что и «Бойцовский клуб», и «Великий Гэтсби» в известном смысле написаны в эпоху прощания с золотой…

Я эту мысль порывался высказать ещё в романе «Оправдание», когда Олеша говорит»: «Я не могу написать роман», а Бабель (выдуманный Бабель, альтернативный Бабель) ему уговорит: «Да это все равно, как если бы птица жаловалась, что она не может больше ходить». Да, действительно, это новый жанр, более свободный, более ассоциативный, и я как раз большой поклонник позднего Олеши. Хотя я и «Зависть» считаю гениальным романом. Мне кажется, что такая фрагментарная проза — это литература будущего.

Это ничего не имеет общего с «Героем нашего времени». Если подразумевать под этой параллелью, которую вы имеете в виду, скажем, поздно возобновившийся роман Гэтсби с Дейзи и как бы это проекция отношений Печорина с Верой — это совсем другие отношения. Дейзи не любит никого, она абсолютно холодная кукла, а Вера страстно влюблена в Печорина. Вы там вспомните, как Дейзи в начале романа говорит — «Я много испытала. Мне ничего нужно» — и как она потом с восторгом погружается лицом в эти сорочки Гэтсби, говоря — «Я никогда не видела столько красивых сорочек». Это женщина, которая по-настоящему, может быть, и выжжена изнутри, но там никогда и не было ничего особенного. Она с легкостью…

Ну, конечно, может, если она эту безыдейность и пустоту как бы постулирует в качестве идеи, если она эту легкость делает самоцельной. Я не верю в идейную литературу, а в литературу с глубокой мыслью я верю. Я вообще люблю очень легкость всякую.

И вот, наверное, в «Зависти» Юрия Олеши нет глубоких идей, но есть поразительно точные чувства, есть великолепный метод. В общем, без идеи великое произведение создать можно, а без мысли — боюсь, нельзя.

Ну, завидует, конечно, Кавалеров. Ну, понятно, что Кавалеров — в известном смысле автопортрет: эта же неуклюжесть, криво застёгнутый пиджак, глуповатая улыбка, романтизм, толстый такой, совершенно не от мира сего. Видите ли, у меня есть ощущение, что «Зависть» — она не о зависти к уму или таланту, а она о зависти к социальной нише. Там человек, выброшенный из мира, страстно мечтает о том, чтобы найти какое-то место в нём, занять иерархию, чтобы девушки любили — ну, занять чужое место. Помните, у Кобо Абэ (о котором тоже многие просят лекцию) в рассказе «Красный кокон»: «Почему всё не моё? Потому что всё уже чьё-то». Вот то, что всё уже чьё-то, бесит Кавалерова.

Другое дело, что Кавалеров же не…

Я считаю этого писателя гением. У меня есть довольно большая статья на эту тему в предисловии к прозаиковскому двухтомнику Олеши… то есть однотомнику оранжевому. Я очень люблю Олешу. Я считаю, что он оставил по одному гениальному образцу в каждом жанре: одну гениальную сказку, один гениальный роман («Зависть»), один гениальный рассказ (можно спорить, какой именно; в принципе, мне как раз рассказы его нравятся меньше всего) и одну книгу очень сложного жанра, «Ни дня без строчки», или как она теперь называется — «Книга прощания». Вот это гениальная книга! Он очень страдал, что не может больше написать последовательного нарратива. И у меня как раз в «Оправдании» ему Бабель воскресший говорит: «Вы…