Видите ли, если брать не «Владетеля Баллантрэ», а, прежде всего, «Джекила и Хайда», где проблема зла поставлена в полный рост — наверное, это самое значительное произведение Стивенсона все-таки, эта маленькая повесть,— то привлекают внимание два аспекта этой новизны. Во-первых, совершенно очевидно, что для Стивенсона зло и добро совершенно обусловлены. Джекил является владельцем, носителем Хайда, и, кстати говоря, без Хайда он чувствует себя обессиленным. Потому что без Хайда, который в нем спрятан… Он пишется иначе, но звучит именно как предки, он же энергия, он же носитель страшной силы. Именно поэтому, когда он убил добропорядочного старикана, все поражались тому, какие увечья он нанес. Это не только страшная злоба, но и страшная сила. Он меньше ростом, он вызывает чудовищную гадливость, но он колоссально энергичен. Джекил без Хайда не живет, кстати говоря, как и Хайд без Джекила. Это их взаимообусловенность.
Вторая принципиальная новизна, связанная с первой темой: зло не является внешним. Оно растворено в человеке и в общем имманетно его природе. Многие говорили, что человек, поставленный в здоровые условия, человек в здоровых социальных отношениях (у Чернышевского «грязь здоровая» и «грязь больная»), человек, живущий в здоровых условиях, будет совершенно здоров. Да дудки! В том-то и дело, что человек непредсказуем, и не от условий зависит его доброта и зло. Не зря Достоевский называл лакейством рационализм, философию рациональную. Для человека унизительно действовать с позиции выгоды. Он действует по своей прихоти, и в этом его величие. Я, кстати говоря, не совсем разделяю вот эту апологию прихоти, но приходится признать, что человек все-таки не зависит от материальных побуждений. Или зависит от них в минимальной степени. Проповедь материализма доказала некоторую свою бедность, скудость.
