Потому что нравственные законы распространяются только на тех, кто их над собой признает. Это совершенно очевидно. Медный таз не может вообразить себя деревянным, а человек может вообразить себя неуязвимым.
Вот как Путин, который хотел бы вывести себя из под действия моральных законов и оставить за собой только исторические. А исторические, как ему кажется, в нравственным смысле амбивалентны. То есть если ты великий, то тебе можно.
Это раскольниковское заблуждение, давно уже разоблаченное Достоевским. Потому что физиология человека, показывает он, универсальна вне зависимости от статуса. Кстати говоря, и Наполеон, как очень остроумно показал Юрий Арабов, тоже в конце концов усовестился, что и привело его к катастрофическому поражению — на известной высоте нельзя смотреть вниз.
Проблема в том, что нравственные законы, конечно, универсальны, но они не совсем тождественны той морали, которую присваивает, приватизирует правящая группа людей.
Законы вообще распространяются на всех, но люди, их над собой не признающие, в какой-то момент бывают более успешны. Потом они расплачиваются гораздо тяжелее, потому что оттянутая пружина бьет больнее. Иногда складывается ощущение, что если у человека нет совести, то у него всё будет получаться. До поры, до какого-то момента у него всё будет получаться. Потом он, так сказать, свалится в яму. Это неизбежная вещь.