Потому что, по определению Канта, есть положительное наслаждение, а есть отрицательное. Есть наслаждение гармонией, а есть дисгармонией. Есть пейзаж сентименталистский, идиллический, а есть романтический — буря, ветер, ураган, темный лес, одинокие скалы.

Богоборчество — понимаете, это тоже недовольство проектом «Человек». Человек недоволен своей участью. Ему кажется, что в нем, так сказать, не соблюден баланс огня и глины, говоря по-леоновски. Человек — несовершенный проект.

Человек, если ему дать свободу, как было во время Великой французской революции, использует ее для грабежей, массовых казней и террора. Возникает Наполеон — такой сверхчеловек, который…

Понимаете, по Канту, есть знание априори и апостериори. То есть знания внутренние и, условно говоря, из опыта. Вот знание из опыта, в которое уперся рылом, – да, безусловно. Но мне кажется, Солженицын просто не верил в наличие априорных знаний. Мне кажется, что человек очень многое знает наперед. Более того, он очень многое про себя понимает, просто он не мирится с этим знанием, он не признается себе. Но я верю больше в априорное знание. Может быть, потому что это такой неоплатоновский взгляд на вещи. Мы ничего не понимаем, но все знаем с рождения. У меня есть такая теория. Вообще мне кажется, что я с детства все знал, а с годами только привыкал постепенно.

Каждому точно не надо. Вообще я думаю, что кроме цитатника Мао, ни одна книга не навязывалась каждому человеку.

Опыт навязывания цитатника Мао или речи Ленина на 3-м съезде комсомола, которую в обязательном порядке конспектировали все школьники, по-моему, показывает, что это довольно порочная, довольно пагубная практика. Представляю себе всех, повально читающих Канта:

С милкой влез на сеновал —
Почитать бы Канта.
Вроде всё с собою взял —
Ай, забыл стакан-то,

— писал Андрей Кнышев. Думаю, что это примерно такая картина.

Когда я читал Канта, делал я это в рамках университетского курса истории философии. И то только потому, что мне очень…