Знаете, проблема в том, что пока душа не вселится заново, она где-то блуждает в не очень понятных нам пространствах и чему-то учится. Вот я, кстати говоря, думаю, что Шпаликов — это такая своеобразная инкарнация молодых поэтов 30-х годов — Шевцова, Чекмарева,— которым не дали тогда состояться. Потому что тогда их интимная лирика о родине была бы не понята, она не могла бы состояться. Я рискну сказать, что Шпаликов — это какое-то продолжение линии Бориса Корнилова. Тот же алкоголь, та же бесшабашность, та же легкость речи, и её какая-то великолепная непосредственность. Все хорошие и веселые, один я плохой. Мне кажется, что вот Корнилов предсказал Шпаликова и тоже погиб, но он погиб гораздо раньше, в 27 лет. Мне кажется, что Корнилов как раз предсказал вот эту эстетику:
По улице Перовской
Иду я с папироской.
Пальто надел внакидку,
Несу домой халву;
Стоит погода — прелесть,
Стоит погода — роскошь,
И мой весенний город
Я вижу наяву.
И это ведь Корнилов: «От Махачкалы до Баку // волны плавают на боку». Это Шпаликов пытался продолжить — эту линию интимного, веселого, непафосного отношения к родине. Но что ж поделать, если родина любит, чтобы её любили уважительно, на цыпочках, а непосредственного чувства боится.