Это рассказ непростой, не очевидный. У меня, слава тебе господи, автор просто был под рукой, я всегда мог его спросить, но Веллер не очень любит именно об этом рассказе распространяться, потому что там хитро сделано. В чем главная загадка этого рассказа? Герой пробует вести себя по-разному. Он находит кошелек, кошелек ему платит. Причем никогда непонятно, сколько он заплатит и за что.
Иногда герой начинает делать добрые дела и не получает ни гроша, иногда ведет себя как свинья и получает. Нет никакого правила, по которому к нему приходили бы деньги. И только под конец вы начинаете понимать, что кошелек платит ему не за добро, не за зло, не за мораль, не за жадность, а кошелек ему платит за его зависимость. То, что он так зависит от этого кошелька, то, что он не может никуда от него деться, он его выбрасывает и подбирает потом. В один прекрасный день он решил его выбросить совсем и сбросил его с балкона, а когда он пришел на следующий день, кошелек сидел на диване с забинтованной ногой и встретил его речью, полной негодования, и вся семья тоже сочувствует кошельку, говорит: «Ты что же друзей выбрасываешь?».
Это замечательная метафора. И у Веллера очень хорошо постепенно развивается этот рассказ, когда сначала все очень достоверно, потом одно фантастическое допущение, потом другое. Под конец кошелек сидит на стуле и в финале замечательно. Когда он решил лететь в другой город, а рядом с ним на сидение плюхается кошелек.
Дело в том, что, раз начав зависеть вот от этого, вы не можете сбросить эту зависимость. Мы, кстати говоря, тут делали — я рассказывал уже об этом — интервью с Дмитрием Зиминым, человеком изумительной остроты мышления и парадоксальности. Он мне даже некоторые физические вещи смог объяснить. И вот я ему говорю: «А у вас не возникает ощущения, что мобильник — это все-таки рабская такая штука, очень вредная, противная?». Он говорит: «Ну как же! А сколько пользы от него, а сколько жизней он спас, а сколько он позволяет вам быть в курсе всех новостей!». А потом я ему говорю: «А вы можете его выключить?».
Он погрузился в молчание и потом мрачно сказал: «Нет». Я боюсь, что это форма рабства, это тоже форма зависимости. Необязательно она клиническая, необязательно вы действительно находитесь под неким онлайновым гипнозом, это бывает, но это не обязательно. Но то, что он играет роль этого кошелька… Можно написать рассказ «Мобильник», когда вы его в конце концов выпустили, а дальше мобильник с забинтованной головой сидит у вас в кресле и говорит: «Попробуй только меня вырубить». Потому что любая зависимость, любая подсаженность на — это и есть то, что, грубо говоря, им всем нужно. Почему я говорю, что человечество поделится на онлайн и оффлайн? Потому что есть люди, склонные к аддикциям, а есть люди их преодолевающие. Кстати говоря, борьба с аддикциями — это не всегда хорошо.
Вот у меня была такая большая любовь к девушке, которая очень жаждала независимости любой ценой. Года 24 мне было, примерно. Она очень хотела от меня не зависеть. Я понимаю, что ей хотелось. Она всякий раз, оставаясь ночевать, она радовалась, но ей нравилось не оставаться ночевать, ей хотелось всякий раз демонстрировать, что она может уйти в любой момент, когда захочет. В какой-то момент я ей сказал: «Все, давай, ладно. Уходи, не мучайся. Не будем рубить хвост по частям». Хотя нам было очень хорошо вместе. Она все время пыталась сохранить дистанцию, а как показывает фильм Патриса Широ «Интим», эту независимость сохранить нельзя.
А есть такие люди, маниакально боящиеся аддикций. Потом как-то косвенно ее история перекочевала в списанных, но вот Алька, она такая была. Хотя ее иначе звали, но она была такая. Она немножко пририсовывала так, немножко иногда вдруг могла уехать путешествовать. При этом она была действительно прелестна совершенно, но этой своей прелестью она не желала пользоваться. Она вот нарочито небрежно носила эту красоту, потому что ей хотелось такой какой-то совсем независимой жизни.
Может быть, это и невыносимо, но я это склонен уважать, потому что подсадка на любые аддикции — это не обязательно кошелек, это необязательно айфон, это может быть любовь, общение — это очень по-человечески, но вместе с тем это и определенная форма рабства, конечно. Я только, может быть, в последние годы, когда у меня даже это и не любовь, а такое довольно полное довольно взаимное растворение, потому что мы слишком похожи, вот тут как-то нет проблемы, как выстраивать отношения. Отношения выстроились с первого дня и все вот решилось, но это знаете, сколько лет прошло.
