Не могли бы вы назвать белорусских писателей, кроме Алексиевич, Быкова и Адамовича?

Мне вообще кажется, что сейчас не время романа. Романы надо писать, когда время устоялось. Из тех, кто пишет в крупной форме в современной России, мне интересен Иличевский. Хотя он пишет в Израиле, бывает часто и в Штатах, и в Европе. Из всех романистов, работающих сегодня по-русски, мне интереснее всего он. Мне интересны, конечно, какие-то вещи у Старобинец, Веркина, Идиатуллина, то есть в прозе увлекательной. Но мне кажется, что сейчас не время сюжетной прозы. Сейчас время не скажу эссеистики, но дневника. Дневник принципиально отличается от автофикшна тем, что там должна наличествовать мысль. И вот у Иличевского она всегда наличествует. И мне его приятно читать, потому что я многие мысли там…

Писатель-метафизик в широком смысле — это автор, который не предполагает, что мир ограничивается зримым, данным нам в ощущениях, эмпирическим опытом. Что мир не ограничивается какой-либо экономической или социальной теорией. Что в мире действуют силы, для человека непознаваемые или, по крайней мере, человеку неположенные. Потому что метафизик вообще исходит из того, что в мире есть что-то, кроме человека, флоры и фауны. Есть некие силы, некие магнитные поля, в которые человек, как опилка, попадает.

Есть, конечно, и весьма много. И это не только какие-то безумные графоманы, для которых характерно мистическое мироощущение. Это вполне серьезные литераторы. Я думаю, что для…

Видите ли, Шарова следует читать независимо от моего совета, потому что это интересно. «Репетиции» — это, наверное, один из главных романов о русской истории, потому что он вскрывает ее театральную природу. Это продолжение романа Короткевича «Христос приземлился в Гродно» (или «Евангелия от Иуды»), где русская история воспринята как театральное действо. Там глубочайшая мысль Шарова о том, что русская история — это спектакль, что мы живем в обществе спектакля; это спектакль, который на одной и той же сцене в разных декорациях играется вот уже 700 лет. И главная его цель — не строительство нового общества, не созидание страны, а одни и те же эмоции, которые в этом — я считаю, что четырехактном, он…

Василя Владимировича Быкова я очень любил, считал его из всех однофамильцев самым любимым. Общался с ним с большим удовольствием. Василь Владимирович кажется мне писателем гениальным. У него, собственно, в текстах три пласта. Есть пласт собственно военной прозы — «Его батальон», «Мертвым не больно», то есть проза, основанная на военных воспоминаниях. Есть экзистенциальные партизанские повести — «Дожить до рассвета», «Пойти не вернуться». Их инфинитивные названия подчеркивают императивный мотив действия в них, как бы безвыходность, невозможность поступить иначе. Они не военные; вернее, они описывают ту войну, на которой существует экзистенциальный выбор. Ведь партизанская война во…

Этот текст стал известен в свое время благодаря литературным беседам Георгия Адамовича. Адамович на него откликнулся, потому что его поразила подлинность. Он, как и в будущем его однофамилец Алесь Адамович, очень любил литературу факта, литературу подлинности, сверхлитературу так называемую. И он пишет, что этот дневник, конечно, бесхитростен и глуп, но любовь и смерть — всегда любовь и смерть, даже если это любовь и смерть ткачихи, банкаброшница, с комбината, расположенного где-то близ Оки в маленьком городе. Даже если это глупая семнадцатилетняя девочка, которая влюблена в своего Серко, безграмотна абсолютно и дневник свой заполняет идиотскими стишками. Я склоняюсь к мысли, что это…

Видите ли, Михаил Веллер имеет в виду здесь что, как мне представляется? Я не толкователь его текстов, но мне кажется, что, с точки зрения Михаила Веллера, Даниил Гранин слишком эстетически и политически нейтрален, то есть он не являет собой такого радикализма. Может быть, именно в силу этой нейтральности он и оказался таким долгожителем, дай бог ему сто лет и более. Потому что он действительно, как и герой его повести «Эта странная жизнь», удивительно расчётлив (расчётлив — в хорошем смысле), он действительно держит очень точно нейтральную линию. Но, может быть, в том, чтобы держаться здравого смысла, есть определённый героизм в стране таких крайностей, как наша. Поэтому ничего особенно плохого…

Я с уважением и интересом прочёл «Мой лейтенант». Там очень интересная версия того, почему Ленинград не был сдан, собственно говоря, как это происходило, почему немцы его не взяли, когда они могли его взять, потому что Гранин описывает там ситуацию, когда город стоял голый и ничем не защищённый. Что им помешало? И что мешало в это время полноценно город оборонять? Вот это его писательское расследование мне представляется очень интересным.

А что касается остальных его произведений, то мне больше всего нравится повесть «Место для памятника», мне нравится в общем повесть «Эта странная жизнь» — интересная вещь о совершенно новом подходе к реальности. «Однофамилец» — замечательная история с…

Да. По-моему, даже лучше, чем её проза. Понимаете, это большое искусство — сделать лекцию, так сказать, иконической, то есть изобразить в ней свой творческий метод. И она действительно составила её из чужих цитат, из чужих высказываний, из разных голосов, и этот хор голосов зазвучал благодаря ей. Это здорово. Большинство нобелевских лекций вообще были довольно неудачными. Мне больше всего нравится нобелевская лекция Хемингуэя. Вы можете оценить мой юмор, прочитав её. Там десять строк, по-моему.