Какой основной посыл второй книги «Гарри Поттер и Тайная комната» Джоан Роулинг?

Понимаете, никогда не бывает дословного заимствования, если речь идет не о пародии, да и в пародии тоже, в общем, не всегда. Другое дело, что она берет у Диккенса атмосферу: Диккенс все-таки — изобретатель рождественской сказки с этим сложным эмоциональным синтезом. Я думаю, что такие персонажи, как Хэм Пегети из Диккенса перекочевали почти без потерь в облик Рона Уизли. Конечно, черты Оливера Твиста есть в «Гарри Поттере» — это совершенно, по-моему, очевидно. Но именно черты, социальные роли, такая, условно говоря, компенсированная сиротка, компенсирующая сиротство и по мере сил пытающаяся как-то отомстить гонителям. До Диккенса это тоже существовало, но именно у Диккенса появилась эта…

Нет, Драко Малфой — это, все-таки, понимаете, такой слизеринец, который почуял волю, который почуял, что пришло его время. Это та проблема, о которой я много говорил, к сожалению: дети элиты — это важный резерв прогресса, потому что у этих детей, как у Маленькой разбойницы, во-первых, силен момент рефлексии, какой-то совести. Малфой же — хотя он скотина, и я его терпеть не могу — все-таки сознает свою неправоту. Его что-то такое гложет. Ну и во-вторых, понимаете, у слизиренцев повышенное чувство собственного достоинства, поэтому их не так легко смешать с грязью. Они сопротивляются попыткам их унижения. Унижение — это главное, что происходит сегодня с любым нонконформистом. Его пытаются…

Вопрос не так очевиден, как кажется, потому что в политеизме есть своя прелесть, но, к сожалению, в политеизме есть и серьезная опасность. Богов становится слишком много. Монотеизм мне эстетически приятнее, интереснее. И потом, я вижу бога как собеседника, а компания таких собеседников, как боги Эллады, это прекрасно, конечно, но это немножко слишком антропно, слишком человеческое. Мир Роулинг — это мир вполне христианский. Другое дело, что магия и религия — это разные вещи, и она правильно делает, когда их не смешивает. Но одно совершенно не исключает другого.

Магия у Роулинг — это всего лишь очень качественное техническое приспособление, владение которым, безусловно, требует…

Это очень вольное, хотя и красивое предположение. Волан-де-Морт подан как абсолютное зло, более страшное, более циничное, чем Грин-де-Вальд, поэтому особой надежды на его предсмертное покаяние нет. Это вы, что называется, «оставьте надежду навсегда». У меня есть ощущение, что Волан-де-Морт — это то абсолютное зло, которое является нам сейчас, которое собралось, сформировалось за две тысячи лет христианской истории. Даже у Грин-де-Вальда есть какие-то нравственные ограничители. Поэтому он перед смертью раскаялся. Для Волан-де-Морта, как мне представляется, никакого раскаяния нет, он же все-таки не человек. Для него никакого раскаяния нет, есть разве что бесконечная тоска,…

Понимаете, вот это очень точная мысль. Выручай-комната лучше вас знает, что вам нужно. Она дает вам то, в чем вы нуждаетесь, но неосознанно. Я думаю, что это она просто посмотрела «Сталкера». Ну, «Сталкера» все английские интеллектуалы смотрели.

Во всяком случае, так придуман «Сталкер», потому что в реальности ничего этого нет — там нет никакой фантастики. Вот эта комната, которая исполняет желания — она же исполняет сокровенные желания. Там один стервятник, условно говоря, думал, что он хочет воскресить детей, а он хотел разбогатеть. Вот это самое страшное: выручай-комната знает лучше.

Да в основном на уровне заклинаний, на уровне латыни. Хотя Роулинг, я знаю, любит латинскую поэзию. Скажем, она любит Горация, любит Катулла. Но вообще поэзия в ее мире большой роли не играет. В ее мире большую роль играет психологическая проза — прежде всего Бронте и Диккенс.

Она очень поэтично мыслит, но, скажем, если бы она больше любила стихи и лучше их знала, то, может быть, там было бы больше таких таинственных баллад, таинственных заклинаний, сумрачных. Как, скажем, баллада А. К. Толстого в «Упыре»:

Пусть бабушка внучкину высосет кровь…

Не сетуй, хозяйка, и будь веселей,
Сама ты впустила веселых гостей!

Сочинение таких стихов — хорошая школа и…

Лучшая книга – это «Бегущая могила», потому что она написана  на родную мне тему, близкую – на тему секты. Это тема сообществ, уверенных в своей правоте, жестоких, кровавых, повязанных всегда грехом общим и крайним сознанием собственной значимости. Я думаю, что Роулинг почувствовала, как Достоевский в сне о трихинах, главную опасность сегодняшнего момента – неспособность услышать другого. Я бы, конечно, назвал «Бегущую могилу» книгой года. Что касается остальных («Чернильно-черное сердце», «Смертельная белизна» – мать ее очень любила), то я бы не стал называть это ее шедеврами, но это полезное, нравственное и душесмягчительное, успокаивающее чтение. Потому что Роулинг верит в добро…

Картина кажется мне выдающейся. Что в ней при отходе от буквы замечательно передан дух булгаковского романа, что послевкусие от нее – что особенно важно – превосходное, чистое и трогательное, хотя последние пять минут кажутся мне чересчур идиллическими. Ничего не поделаешь, сила таланта Цыганова и Снигирь такова, что их минималистская манера игры (без всякой педали), взглядами и мимикой, действительно прошибает зрителя насквозь и заставляет его поверить с полным основанием в огромную интеллектуальную близость, которая между этими людьми существует, полное взаимопонимание. Ведь их и сводит тонкое понимание того, что происходит вокруг них. А это уже порождает такую солидарность…

Ничего общего абсолютно. То есть все сказочные саги немного похожи, но если корни Роулинг в Диккенсе, то корни Урсулы Ле Гуин, может быть, в Лавкрафте, может быть, в Эдгаре По, но уж точно не в классической английской прозе. «Гарри Поттер» пародиен, сознательно вторичен, условно говоря, аллюзивен по отношению к Бронте, по отношению к Диккенсу, по отношению ко всем историям найденышей, в отличие от Урсулы Ле Гуин, которая была совсем другой природы. И ее фэнтези, которое она, кстати, любила больше всего написанного, гораздо, если угодно, научнее и вместе с тем гораздо менее социально, чем «Гарри Поттер».

Я не знаю, кого там не хватает. Там вроде все есть. В том числе мой любимый герой, конечно — Люпус, вот этот оборотень, который является метафорой творца, метафорой, конечно, поэта. Он мне вообще больше всех там нравится, честно говоря. То, что они все ради него оборотничали… Нет, это мой любимый герой.

Не хватает там, мне кажется, какого-то персонажа, который мог бы убедительно от противного разоблачить даже не Волдеморта, нет, а того, кто по-настоящему там интересен и кто, конечно, толком не реализован. Это Гриндевальд. Особенно Гриндевальд стал понятен благодаря тому, как его сыграл Джонни Депп. Предтеча фашизма, а может быть, и фашизм, но в любом случае, этот идол Европы первой половины…