Войти на БыковФМ через
Закрыть

Как преподавать историю?

Дмитрий Быков
>100

Я познакомился вчера с Юрой Троицким, Юрием Львовичем — человеком, который приехал из Новосибирска, который работает в РГГУ и который занимается довольно детально и долго методологией преподавания истории. Так он вообще выдумывал штуку, такую компьютерную программу, которая позволяет вычленить в каждом событии четыре уровня. Уровень первый — фактический — то есть то, что собственно есть. Уровень второй — исследовательский. Уровень третий — мифемный, мифологический. И уровень четвёртый — пропагандистский, идеологический.

Я рассказываю сейчас довольно бледно. Это надо, чтобы он показывал эту программу. Вы закладываете туда событие, информацию, а программа расчленяет и выделяет, какой процент истинности, то есть находит источник сразу, смотрит отражения этого источника, сколько раз это переврано. Эта программа могла бы быть бесценной, и она очень хорошо боролась бы с мифологизацией сознания. Вот заложи туда славянского мальчика — и она всё это расчихвостит.

Более того, эта программа подбирает архетип. Например, он закладывает туда подвиг Сусанина. Эта часть его программы очень хорошо продумана по обучению истории. Выясняется, что подвиг Сусанина очень хорошо укладывается в архетип вассальной жертвы, миф каковой присутствует почти во всех идеологиях мира. Я, кстати, думаю, что и Жанна д'Арк отчасти в это укладывается. Но про Жанну д'Арк мы знаем больше, а про Ивана Сусанина у нас есть прописью один документ, где он упоминается, а всё остальное — вымысел. Уже в XVII веке было понятно, что Иван Сусанин — абсолютно мифологизированная фигура. Он существовал реально, но всё, что вокруг него наворочано и надумано — это, конечно, результат очень долгой идеологической обработки.

Мне ужасно понравилась методологическая система. Кстати говоря, сейчас очень многие спрашивают к 1 сентября, а есть ли какие-то новые методики, есть ли открытия в работе учителя. То, что предлагает Троицкий — это безусловное открытие. Я пролистал, кстати, довольно подробно просмотрел его пособия по Великой Отечественной войне, где он привлекает огромное количество документов: немецких дневников, писем, американских историков, российских писем и дневников военнослужащих, тексты сталинских приказов, тексты симоновских дневников и мемуаров — и из этого складывается очень объёмная картина. Там нет дидактики, там нет риторики. Там есть факты, из которых учащиеся вольны делать собственные выводы, иногда полярные. Это такая, я бы сказал, принципиально антидидактическая модель преподавания. Если бы кого-то сегодня заинтересовала эта методика… Я вижу, что он устал уже биться в стену.

Мы всё думаем: а как преподавать историю? Вот Николай Кузин — тоже очень замечательный историк, мой коллега по «Золотому сечению» — придумал такой своего рода статистический метод. Он предлагает детям тезис, а рядом цену вопроса — количество человеческих жизней, которыми за это было заплачено. Индустриализация — пожалуйста. Коллективизация — пожалуйста. Великая Отечественная война — пожалуйста. То есть затраты человеческие — поскольку есть, кстати, очень подробные и опубликованные работы Владимира Алихмана о динамике людских ресурсов в XX веке, и тоже они в открытом доступе находятся. Есть такой метод.

Но мне представляется, что в нынешнем предельно идеологическом преподавании просто глотком воздуха было бы вот это (не постыжусь сказать) открытие Троицкого. Он предлагает, кстати, включать очень активно и смеховые компоненты: карикатуры, лубки, сатиру всякого рода. Ну, это бахтинская такая ересь, сказал бы я. Но на самом деле это, может быть, и великая мысль тоже, ведь без бахтинской карнавализации, без изучения смеховой культуры эпохи невозможно о ней рассказать. Понимаете, невозможно без «Окон РОСТА» рассказывать о гражданской войне, невозможно без анекдота рассказывать о периоде застоя. Синявский говорил: «Два главных вклада России в культуру XX века — это блатная песня и анекдот». Больше этих жанров нет нигде. Поэтому я думаю, что в сегодняшнем, как вы совершенно правильно пишете, «промывании мозгов» педагогические методики могли бы быть интересными.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Как вы относитесь к высказыванию, что городская среда и архитектура формируют человека и общество?

Не верю в это. Я помню замечательную фразу Валерия Попова о том, что когда ты идешь среди ленинградской классической архитектуры, ты понимаешь свое место, ты знаешь его. Справедливо. Но знаю я и то, что никакая архитектура, к сожалению, не способна создать для человека культурную, воспитывающую его среду. В Европе все с архитектурой очень неплохо обстояло: и в Кельне, и в Мюнхене, и никого это не остановило. И в Австро-Венгрии, в Вене, неплохо все обстояло. И все это уничтожено. И Дрезден, пока его не разбомбили, был вполне себе красивый город. Я не думаю, что городская среда формирует. Формирует контекст, в котором ты живешь.

Другое дело, что, действительно, прямые улицы Петербурга как-то…

Почему не меняется режим в Северной Корее не меняется, ведь после демократизации и слияния с югом людям откроются колоссальные возможности?

По двум причинам. Во-первых, Кимы – это правящая династия, которая очень жестко схватила страну в когти, и разжимать ее не собирается. А во-вторых (как я себе это объясняю), там огромное количество народу, который на передовых позициях, на передовых рубежах, на лучших должностях сидит без достаточных на то оснований. Это люди неталантливые, люди неконкурентные. Та же самая история была, кстати, в разделенной Германии. В восточной Германии было очень много людей, которые вознеслись за счет подлости, мерзости и выслуживания перед режимом. Конечно, никакой конкуренции они бы не выдержали. Для них решенное без их участия объединение Германии было трагедией. Очень многие продолжали…

Не могли бы вы рассказать о Владимире Краковском? Правда ли, что автор преследовался КГБ и потом толком ничего не писал?

Краковский, во-первых, написал после этого довольно много. Прожил, если мне память не изменяет, до 2017 года. Он довольно известный писатель. Начинал он с таких классических молодежных повестей, как бы «младший шестидесятник». Их пристанищем стала «Юность», которая посильно продолжала аксеновские традиции, но уже без Аксенова. У Краковского была экранизированная, молодежная, очень стебная повесть «Какая у вас улыбка». Было несколько повестей для научной молодежи. Потом он написал «День творения» – роман, который не столько за крамолу, сколько за формальную изощренность получил звездюлей в советской прессе. Но очень быстро настала Перестройка. Краковский во Владимире жил,…

В каком возрасте и как вы узнали о сталинских репрессиях и красном терроре?

Когда я впервые узнал. У вас дома есть рано научившийся читать ребенок, к тому же этот ребенок часто болеет и в школу не ходит (а я до удаления гланд болел ангинами довольно часто и даже бывал на домашнем обучении по несколько месяцев). Это кончилось, гланды мы выдрали, и я даже стал слишком здоров. Но было время, когда я проводил дома очень много времени и все это время читал. Слава богу, библиотека у матери была огромная, собранная за долгие годы, начиная с первой покупки Брюсова на первую стипендию и кончая огромным количеством книг, унаследованных из далеких времен – из бабушкиной, из прабабушкиной коллекций (типа «Голубой цапли»). Многое утратилось при переездах, но многое было.

Так вот,…

Почему, несмотря на то, что ГУЛАГ детально описан, он до сих пор не отрефлексирован?

Люблю цитировать (а Шолохов еще больше любил это цитировать): «Дело забывчиво, а тело заплывчиво». Он не был отрефлексирован, потому что огромное количество людей радовалось ГУЛАГу. Нет большей радости для раба, чем порка другого раба или даже его убийство.

Слепакова в поэме «Гамлет, император всероссийский» (это поэма о Павле Первом, определение Герцена, вынесенное ею в заглавие): «Из тела жизнь, как женщина из дома, насильно отнята у одного, она милей становится другому». Замечательная плотность мысли. Да, это действительно так. И для раба нет больше радости, чем ссылка, тюрьма или казнь другого раба, а иногда – надсмотрщика. Об этом тоже позаботились. Иными…