Ответ очень простой: потому что «Асса» как раз о том самом парадоксе, когда в России всё решает эпоха, а не герой. Герой может быть сколь угодно талантлив, но он родился не вовремя. Павел I мог бы стать великим реформатором, а стал представителем великого абсурда и жертвой этого абсурда. И отсюда его дикие припадки бешенства (кстати, как и у Ленина в последние годы). Человек чувствует, что он всё может и понимает, а вокруг — вязкая эпоха, не дающая действовать. Я думаю, что в конечном итоге Павла I и привело к душевной болезни это страшное ощущение.

Что собственно служит предметом обсуждения очень своевременного, хотя и строго законспирированного по тогдашней моде обсуждения Эйдельмана и Мамардашвили? Есть честь корпоративная, честь сословная. Она сводится к тому, чтобы всех сдать императору, поскольку они дворяне, а вассал обязан быть лоялен к феодалу. Ну, ничего не поделаешь, вассал обязан быть лоялен к верховной власти, к суверену (назовём это так). А что происходит с личной честью? Личная честь — это… «Душу — Богу, честь — никому» — вот такой девиз, так бы это формулировалось. Дело в том, что позиция Лунина на самом деле достаточно уникальна. Лунин не чувствует себя принадлежащим ни к какой корпорации, ни к какому сословию,…

Мы обсуждали как-то с Вероникой Долиной, что определенная еврейская аура в Окуджаве была. Но это, скорее, наши достройки и додумки. Он был все-таки потомком кантонистов, и еврейские корни там могли быть. Но дело далеко не в них. Окуджава производил впечатление именно принадлежащего (это немножко совпадает с нашим отношением к еврейству, но это не совсем так)… Вот у нас в семинаре по янг-эдалту, когда мы обсуждали конспирологический роман, появился такой термин «опасное меньшинство». Без опасного меньшинства – студентов, поляков, евреев, детей (кстати говоря, дети – это, безусловно, янг эдалт, безусловно, конспирология, дети всегда заговорщики, они всегда против нас что-то такое…

Из прямых наследников Трифонова наиболее заметный человек — это, конечно, Денис Драгунский, который просто трифоновскую манеру, его подтексты, его интерес именно к обостренным, таким предельно заостренным человеческим отношениям наиболее наглядно, мне кажется, и продолжает. У Петрушевской есть определенные черты.

Я думаю, что в романе Терехова «Каменный мост» были определенные следы трифоновских влияний, как и в его более ранних писаниях. Но мне кажется, что он всё-таки не усвоил трифоновскую манеру, трифоновскую плотность фразы, трифоновскую насыщенность намеками. Он берет скорее трифоновским синтаксисом — что тоже имитируется довольно трудно, кстати.

Так, из…

Трудно мне сказать. Тынянов не закончил книгу. Наверное, всё-таки… Сейчас. Ну, Вересаев собрал свод свидетельств «Пушкин в жизни». Биография Владимира Новикова прослеживает только какие-то главные черты. Хорошей книги о Пушкине нет, потому что написать такую книгу мог бы человек в чём-то ему конгениальный, в чём-то равный. Грамотного описания биографии я не нахожу практически нигде. Ну, разные романы были, разные тексты, разные подступы. Трудно мне сказать. Из всего, что написано о Пушкине, наиболее мне интересными кажутся работы Щёголева, статья Эйдельмана о 1826 годе (и вообще, конечно, всё, что писал Эйдельман), и работы Цявловских. Даже при всём сложном отношении к статье Цявловской…