Ромен Гари вообще многое сделал для реабилитации маменькиных сынков. Мне однажды один мерзавец написал следующее: «Ну, что это Быков, взрослый мужик, часто упоминает свою мать? Что за инфантилизм?» Быть маменькиным сынком для меня — это самый большой комплимент. Помните, если кто читал, у меня в «Квартале» есть такой пассаж о том, что… «Многие говорят: «Мы выросли без отца, и поэтому не имеем мужских навыков, не умеем машину починить». Мы умеем многое другое. А машины нам чинят те, у кого были отцы». Вот это такая довольно… Конечно, я не отождествляю себя с героем, с Иваном Солюшиным, но под этой мыслью я подписываюсь.
Действительно, мне кажется, что у кого хорошие отношения с матерью — тот хороший человек. Во всяком случае для меня это существенный критерий. Для Ромена Гари мать — действительно очень серьезный нравственный ориентир. И скажу вам больше — всякий раз, если я видел, что у кого-то из моих девушек с матерью конфликты, отношения плохие и она о ней гадости говорит, я понимал: у нас ничего не выйдет.
Я, кстати, вспоминаю (к вопросу об этом, к вопросу о критериях) замечательный эпизод. Вот одно время было, когда только что появился у меня видак. Я очень любил и до сих пор очень люблю фильм Линча «Человек-слон». И если я девушку залучал в гости, я ей показывал «Человека-слона». И если ей нравилась картина, то ясно было, что у нас получится, а если нет, то ясно было, что мы друг другу чужие люди. Даже несмотря на то, что она осталась ночевать и смотрит картину, все равно ясно, что это эпизод. Я поэтому «Человека-слона» посмотрел раз двадцать, если не больше, и знаю его наизусть. И этот критерий ни разу меня не подвел.
И вот случилось мне и Юлию Киму (кстати, одногруппнику матери), случилось нам вместе выступать в Штатах. И в одном прекрасном доме мы вечером выбирали фильм, какой бы посмотреть с хозяевами. Я говорю: «Давайте посмотрим «Человека-слона», великое кино». А Ким как раз его не видел. И вот мы стали смотреть. Он посмотрел и сказал: «Ну, первая половина ещё ничего, а вторая — пошло́ слащаво как-то. Не верю. В общем, сбой, конечно, вкусовой очень сильный». Я долго думал, а потом сказал: «Да, Юлий Черсанович, ничего бы у нас с вами не получилось». Это я вспоминаю весьма живо.
Знаете, если говорить серьезно, то у искусства… Тут многие спрашивают в связи с той же статьей «Роман для власти»: может ли у искусства быть какая-то воспитующая функция? Ну, в общем, воспитующей нет, а подталкивающая есть. Вот Новелла Матвеева об этом говорила: «Искусство ничему не учит. Всякое искусство совершенно ненавязчиво,— перефразируя Уайльда,— но искусство приводит. Оно уводит от жизни и приводит к ней другим путем». Вот так.
Поэтому я не верю в воспитующую функцию искусства. Но одна из его функций — самая важная — это функция парольная. Люди опознают друг друга по паролям. Вот если вам нравится одна и та же книжка, один и тот же фильм, если вы плакали в детстве над одними и теми же вещами — вот это очень важная штука, понимаете. И вот от этой миссии искусства очень многое зависит в человеческом общении.
Когда-то я Гора Вербински спросил: «Почему, по-вашему, вы дружите с Деппом? Что вы в нем находите?» Он говорит: «Человеческие его качества здесь ни при чем, но нам нравится одна и та же музыка. И вот это критерий какого-то сходства. Да. Боюсь, что да». Я спросил: «А какая именно?» — «Медленная и тяжелая. Медленный и тяжелый металл». Наверное, что-то такое психологическое в этом есть.