Да нет, если честно. Понимаете, вот Германн — как раз он такой Наполеончик. Кстати сказать, Лиза — тоже не ахти приятный персонаж, воспитанница. Хотя жизнь её была очень несчастная, но она явно не любимая героиня Пушкина. И не стала бы она топиться в зимней канавке никогда, это Чайковский придумал. Так что Германн… Нет, Германн — другой случай.

Видите, в Германне все-таки — это человек, совершенно лишенный моральный рефлексии. Вот он чистый выживалец. У него совести нет или совесть загнана в такое глубокое подсознание, что она просыпается только во сне. Именно поэтому Германн, может быть, из-за этого внутреннего конфликта кончает безумием. Но, по крайней мере, Германн делает ставку на…

Конечно. Всегда ждёшь чего-то. И потом, я же говорю, что у нас общество спектакля, общество зрелищ. Это зрелище. Там много удивительных вещей. Например, этот вопрос про родственников и про итоги правления: «Ожидали ли вы таких итогов своего правления?» — «Нет, итоги моего правления совсем другие: вдвое вырос ВВП». Это классический ответ Бога Иову. Иов спрашивает: «За что, Господи?» А тот отвечает: «Зато посмотри, какой у меня есть бегемот, какие у меня горы, пустыни и магнитные бури». Это классическая практика. Конечно, это интересно.

Другое дело в том (пожалуй, интересный момент), что сегодня Россия живёт в очень интересной обстановке: она не управляема никакой идеей вообще. В гнилом…

Нет, вот Путин как раз попал в свой сюжет. Не его сюжетом были 90-е годы и начало нулевых в окружении Собчака. Путин, конечно, очень сильно преобразился, и это не потому, что его подменили.

Посмотрите на эволюцию его лица, его мимики. В начале нулевых он все время серьезен, и видно, что человек заставляет себя таким быть. Видно, что он заставляет себя говорить вещи, ему несвойственные: и то, что Запад нам не враждебен, что хватит нам винить других в наших бедах, что это наши проблемы. Тут видны были имитации. Когда Путин поигрывал в демократа, это было видно.

Но когда нынешний Путин, глумящийся откровенно над журналистами, над тонкошеими вождями на приснопамятном заседании Совета…

Нет, я так не думаю. Видите ли, толпа поставила гильотину с совершенно определенной целью. Ей не революцию хотелось сделать, а садомазохизмом позаниматься. Ей хотелось понаблюдать казни и поучаствовать в кровавом пире, в кровавой оргии. Это была толпа и в политическом, и в сенсуальном смысле еще довольно девственная. Она еще не насмотрелась. Она насмотрелась только на то, как падает королевская власть и как берут Бастилию. Зрелищем террора толпа довольно скоро пресытилась – тоже зло наскучило, это надоедает. Все публичные казни более-менее одинаковы.

Я думаю, что сегодняшней России ситуация садомазохизма очень наскучила. Если она по чему и соскучилась, то, как Григорий Мелехов в…

Ну, много чести. Мне кажется, это не план Путина, а это вообще план всех прагматиков. Многие люди в XX веке используют опыт XX века, чтобы показать: «Вот видите, что бывает из-за культуры?» Ну, у нас многие так сейчас говорят: «Вот видите, Германия — культурнейшая нация, а породила фашизм! А мы, всегда упрекаемые в бескультурье, его победили. И кто же на самом деле светоч культуры?» Это распространённая передержка, совершенно очевидная. Дело в том, что в Германии фашизм возник не из-за избытка культуры, а из-за недостатка её, из-за того, что германская культура, наоборот, слишком долго обслуживала государство и прислуживала его интересам; и слишком легко, как Томас Манн в «Рассуждениях…

У меня была попытка. Мои студенты в Принстоне писали рассказ для Путина. Я получил там больше 20 прекрасных рассказов, некоторые из которых могли бы действительно, я думаю, на него подействовать. Но тут вот какое дело. Во-первых, когда Булгаков писал свой роман, он был уверен, что Сталин — это очень надолго, и у него было время очень долго писать этот роман. Мне кажется, что сейчас события будут развиваться значительно быстрее.

И последнее соображение, гораздо более печальное на самом деле. Я тоже уже рассказывал, что у меня в романе «Июль» действует человек, немножко похожий на Сигизмунда Кржижановского, уверенный, что он может написать книгу для Сталина, которая на Сталина подействует.…

Слушайте, Чулпан Хаматова, во-первых, я думаю, давно раскаялась в тех словах. Во-вторых, Чулпан сделала много добра, в-третьих, она сейчас в ряду самых яростных противников войны. Давайте не будем всё время друг другу что-то припоминать. Мне тоже много чего можно припомнить. Я ведь очень топил за Путина в начале его власти, потому что я знал (и это я знал совершенно чётко), что власть Примакова-Лужкова приведёт к тому же самому немедленно. Лужков уже тогда ездил в Крым и носился с идеей его присоединения. Лужков по своим зажимам прессы, по использованию своего ресурса был таким «Путиным до Путина». Любой правитель России после Ельцина был обречён на откат. Мне казалось, что при Путине этот откат…

Это тоже весьма условное разделение, потому что это, условно говоря, архаисты и новаторы. Условно говоря, те, кого устраивает как есть, и те, которые хотят радикально менять.

От Владимира Путина никуда не денешься. Он же выступил на Валдайском клубе, и наше дело рефлексировать по этому поводу, даже если он опять ничего не сказал. Ну что он сказал? Что революции должны бы снимать кризисы, а на самом деле лишь их углубляют. Ну, об этом все говорят последние годы. Ну так давайте же сначала не убирать все средства решения проблем, кроме революции. Давайте оставим хотя бы какие-то мирные попытки отрегулировать ситуацию. Об этом же все говорят. Революции случаются тогда, когда воде некуда больше…

Да нет, видите, Александр Миндадзе когда писал, а Вадим Абдрашитов снимал эту притчу, казалось, что время таких людей действительно придет. Это казалось в 84-85 годах, а оказалось, что нет, оказалось, что воздух свободы, этого плюмбума как-то переделал или, может быть, не дал ему состояться. Потому что плюмбум — это как раз дитя позднесоветского распада, реакция на распад советской идеологии, на трифоновскую «Другую жизнь», на тотальное вранье и коррумпированность. Вот появление такого железного мальчика, даже не железного, а свинцового. Это очень точный намек. Но так получилось, что эти мальчики не получились. Советское закончилось. Фигуры смахнули с доски. Если бы советское…

Видите ли, я и сейчас это повторю. Демократия — я согласен, наверное, с Черчиллем, что это лучший из худших способов управления государством. И демократия как власть большинства может привести к чудовищным явлениям. Другое дело, что меритократия, способы её организации пока ещё человечеству неизвестны, достаточно надёжные. Но думаю, что рано или поздно демократия будет восприниматься лишь как одна из стартовых ступеней истории, стартовая ступень этой ракеты. Конечно, демократия — это не окончательное решение всех проблем. И мы уже много раз видели, к чему демократия приводит, особенно там, где есть лёгкость манипулирования. Я остаюсь, в общем, не скажу врагом, но оппонентом классического…

Ну, но совершенно правдоподобно. И дело в том, что я уже писал когда-то об этом — роман Радзинского именно про Фудзи, а не про Кобу. Дело в том, что этот человек сохраняет лояльность Кобе не из любви к нему, конечно, и в общем даже не из присущей ему теории, что именно Коба при всех своих минусах и есть гарант развития России. Это была такая точка зрения, что хорош или плох Сталин, но это красный царь, и нам надо в него вцепиться, потому что без него не будет никакой России. Такая точка зрения есть. Есть она и применительно к Путину. Это довольно пошлая точка зрения, но опровергать её, по-моему, бессмысленно.

У Кобы и у Фудзи отношения совсем другие. Там не зря цитируется замечательный пассаж из Даниила…

Это довольно распространённый вопрос, его постоянно задают. Я думаю, что не будет. Кстати, знаете, я вчера с Львом Всеволодовичем Мочаловым — тоже прекрасным моим петербуржским учителем, который, невзирая на свои почти девяносто, сохраняет изумительную трезвость и ясность головы,— обсуждал эту проблему: возможна ли Третья мировая война? И он с большой скорбью сказал: «Не за что. Нет сегодня вещи, за которую она могла бы развязаться»,— потому что всё-таки проблема радикального ислама не столь глобальна, как когда-то проблема противостояния фашизма и антифашизма; всё-таки это явление не столь масштабное и более локальное, что ли.

Борьба с фашизмом (из-за чего, собственно, всё…

У меня сложное отношение к Ельцину. Я не смог бы с ним работать никогда, и он бы меня никогда не призвал работать. Он всегда создавал ситуации, при которых он был меньшим злом. Но в романе Юлия Дубова «Меньшее зло», по-моему, очень хорошо доказано, что меньшее зло всегда оборачивается бо́льшим. Это выбор ложный, «выбор дьявола», как говорил Сергей Аверинцев.

В общем, для меня стратегия Ельцина — всегда доводить ситуацию до предела и в этом пределе действовать, когда самое простое решение оказывается единственно спасительным и верным,— это скорее гибельный путь. Несколько раз он принял верные решения, несколько раз — катастрофические. Я не думаю, что Путин избран его преемником только его…