Что касается причин возрождения христианской прозы. Появление движения апологетов, в частности в Англии: Клайва Льюиса, в огромной степени Толкина, который тоже, безусловно, христианский писатель (думаю, в большей степени, чем Льюис, в котором всё-таки есть какая-то оккультятина), ещё раньше Честертона, который всё это предвидел. Этот ренессанс не только католической, а вообще религиозной прозы, в том числе, кстати, и оккультной, как у Даниила Андреева… хорошо, назовём «антропософской», чтобы не употреблять ужасного слова «оккультной»,— это очень простая вещь. Это появление тех принципиально новых сущностей — нового строя, новых империй,— которые невозможно объяснить…

Да, конечно, возможно. Видите ли, человеческая натура очень пластична. Как сказал Достоевский: «Человек подлец, ко всему привыкает». Человек привыкает к безумно сдвинутой реальности войны. Кстати, у Гроссмана это тоже очень хорошо показано. Она перестает его чем-то удивлять. Она начинает его даже иногда забавлять. А кроме того, он обустраивается в ней, как в землянке, он находит в ней даже радости какие-то.

Вот, кстати, «В окопах Сталинграда» – гораздо более веселая книга, чем романы Гроссмана. И она гораздо более живая, просто потому, что темперамент Некрасова был другой. Некрасов, очень любивший мать, сын матери-одиночки… Его мать уцелела во время войны. А мать Гроссмана погибла,…

Можно взять, конечно, «В окопах Сталинграда», где солдаты проводят суд над офицером. Но если говорить серьезно: послушайте, а  где вы вообще видели народ? Народ  – это тот концепт, от которого надо избавляться. Как говорил Филатов: «Увидели народ, и все упали на колени». Ну что это такое? Либо богоносец, либо рогоносец (как говорил он же). Это какой-то концепт, который пытается заместить реальность, который пытается  заместить собой реальный народ в стране.

Это представление о каком-то спящем богатыре, который лежит на печке, а потом ему хлопнули в ладоши, и он проснулся, пошел всех спасать, спас и опять заснул на 33 года. Нет, это легенда о паралитике, этого не будет.…

Ну как не припомнили — Леонов всегда был под прицелом разнообразной критики, и всегда был под подозрением. И Леонов, другое дело, что он мимикрировал в определенном смысле, и «Скутаревский» уже написан совершенно эзоповым языком, а «Дорога на океан» просто глубоко советское произведение. Мне представляется, кстати, что довольно слабое, сейчас так мне кажется, хотя лет в 12-13 на меня это, в общем, производило некоторое впечатление. Особенно фантазии Курилова — вот такая футурология интересная, но «Скутаревский» мне нравится до сих пор — по-моему, очень удачное произведение, равно как и пьеса «Метель».

Видите ли, почему Леонова не привлекали — я думаю, тут та же проблема — в Леонове…

Видите, у Твардовского вообще к интеллигентам было подозрительное отношение. Он был крестьянин из кулацкой, раскулаченной семьи. Он считал, что только крестьяне близки к земле и имеют настоящий опыт. Он интеллигенции не доверял. Он прочитал Гроссмана, «Все течет» (ему предложили это для публикации). Он сказал: «Знаете, есть в этом какое-то вай-вай». Еврейское такое, с намеком. Не он бы писал, не я бы читал. Страдания интеллигента представлялись ему чем-то неподлинным. Вот коллективизация — это да, драма. А интеллигенция? Ну что она там видала, в своих московских распределителях?

Так и Некрасов — интеллигент, художник, архитектор, его любовь к матери,— это, наверное, ему…